Борис Фонкич - О современных методах исследования греческих и русских документов XVII века. Критические заметки

Профессиональная, четкая, ясная работа с документами приводит опытного источниковеда к бесспорным заключениям, к опровержению нашего мнения относительно третьего посещения протосингелом Иосифом Москвы. Мы, однако, и на этот раз не согласимся с наблюдениями, рассуждениями и выводами рецензента.

1. Л. А. Тимошина права: подборка документов в интересующем нас столбце не соответствует обычному составу «дел о приезде» – здесь действительно нет ни отписки воевод с границы о приходе того или другого человека, ни расспросных записей на месте, а затем в Посольском приказе и проч. Но все дело в том, что перед нами – не подборка документов другого характера (как думает или пытается внушить читателю рецензент), а столбец, дошедший до нас с большими лакунами, претерпевший разрушения особенно в начальной и средней его части. В нем, как это понимала и сама Л. А. Тимошина, когда описывала «Дело о протосингеле Иосифе», недостает, например, челобитной протосингела (Рец. С. 566–567), а этой челобитной, совершенно ясно, должны были предшествовать и все другие необходимые в таких «делах» бумаги.

2. Как только мы перестанем фантазировать (с целью увести исследование на ложный путь) и поймем, что имеем в своем распоряжении обычное, только сильно пострадавшее от времени «дело о приезде», мы без труда объясним конкретный характер просьбы Иосифа о даче ему для проживания в Москве кельи Иоанникия Грека: с этим человеком, приехавшим в Москву в 1619 г. и скончавшимся здесь между 1631 – сентябрем 1632 г. (см.: Фонкич Б. Л. Иоанникий Грек (К истории греческой колонии в Москве в первой трети XVII в.} // ОФР. Вып. 10. 2006. С. 85—110], протосингел, несомненно, был хорошо знаком еще во время их жизни на Христианском Востоке (они являлись приближенными двух теснейшим образом сотрудничавших друг с другом на протяжении многих лет патриархов Кирилла Лукариса и Феофана Иерусалимского], а затем, разумеется, общался с ним в Москве.

3. Поняв, что перед нами – лишь часть, вероятно, значительного по объему «дела о приезде» протосингела Иосифа со своим иеродьяконом Григорием, мы легко объясним указание на размер прежнего поденного корма, дававшегося этим людям во время их предыдущего пребывания в Москве, т. е. в 1630 г.

Итак, если отказаться от гипертрофированного формализма при изучении источников и сделать вполне возможное предположение относительно «дела» № 2 как сильно искалеченного временем собрания документов об очередном приезде Иосифа в Россию, станет ясно, что протосингел в третий раз прибыл в Москву не позже 7 сентября 1632 г. и через две недели получил от царя и патриарха жалованную грамоту на организацию здесь греко-славянской школы (ибо разрешение начать преподавание детям греческого языка и грамматики и означает разрешение на организацию, создание такой школы, против чего прямо-таки с яростью восстает наш рецензент. – Рец. С. 590–591].

А как же быть со столь «убедительным доказательством» Л. А. Тимошиной того факта, что в 1630 г. Иосиф остался в Москве и не сопровождал Андрея Борецкого на его обратном пути в Киев? Думаем, что и здесь все достаточно просто. Л. А. Тимошина, безусловно, права, когда говорит, что Иосиф еще находился в Москве в то время, когда Андрей уже достиг Путивля, а затем отправился в Киев, – об этом свидетельствуют документы. Но это – их последние сведения, «дело» на этом обрывается, дальше остается делать только предположения. И если у Л. А. Тимошиной «нет оснований полагать, что (Иосиф] покинул столицу позднее», то у нас, в соответствии с нашим пониманием всего этого эпизода, такие основания имеются.

Л. А. Тимошина, хотя и не пишет об этом, несомненно, считает, что А. Борецкий уже без своих прежних спутников был отправлен из Москвы с милостыней митрополиту и киевским монастырям, добрался до Путивля, где к нему присоединился лекарь, а затем возвратился в Киев. Судя по тому, как излагается ситуация на л. 79–84, его сопровождал лишь пристав, который имел наказ довезти брата митрополита Иова не только до Путивля, но, если понадобится, то и до Киева. О митрополичьем слуге Федьке в документах нет ни слова, из чего следует заключить, что он остался вместе с Иосифом в Москве. Совершенно ясно, что весь этот эпизод может быть восстановлен следующим образом.

Русские власти, войдя в положение киевского митрополита Иова, разделили присланную им к царю и патриарху группу на две части: брат митрополита вскоре, через три недели после приезда 11 апреля в Москву, был послан в обратный путь за путивльским доктором, с которым как можно быстрее должен был затем достичь Киева (быстрому продвижению его способствовал московский пристав); протосингел Иосиф, его иеродиакон и митрополичий слуга были оставлены в Москве до того времени, пока будет приготовлена большая царская и патриаршая милостыня – «жалование на церковное строение», которую они и должны были доставить по назначению. Если мы все это представим себе таким образом, то у нас, в отличие от рецензента, имеются вполне веские «основания полагать, что (Иосиф) покинул столицу позднее» и в сентябре 1632 г. приехал сюда уже в третий раз.