Мало этого: нам предлагается новая методика изучения греческих документов, являющихся источниками по истории греческо-русских связей XVII в. Новизна подхода В. Г. Ченцовой к этому материалу заключается в ее отказе от изолированного исследования одного или нескольких документов и в объединении их – с помощью, прежде всего, палеографического анализа, изучения филиграней бумаги и печатей – в серии грамот, исследование которых и позволяет делать верные наблюдения, вскрывать истинные связи отдельных лиц и целых государств, правильно понимать исторические явления. Мы не будем обсуждать здесь новизну данной методики работы с документальными источниками: нам всегда казалось, что эта методика родилась в Европе еще в XVII в. (Ж. Мабильон). Обратим лишь внимание на предлагаемый В. Г. Ченцовой способ формирования и последующего изучения серий греческих документов интересующего нас времени. Серия создается на основе палеографического анализа ряда документов, верность выводов которого подтверждается (или отвергается) затем анализом филиграней бумаги изучаемых материалов и исследованием имеющихся на них печатей.
Все выглядит убедительно и не могло бы вызывать возражений, если бы не те результаты, которые представляет сама В. Г. Ченцова в своих работах. В самом деле, о какой палеографической основе формирования серии может идти речь, когда перед нами – отсутствие всякого умения палеографического исследования отдельных греческих (а теперь еще и русских) документов XVII в. (из которых и должна создаваться серия), отсутствие у исследовательницы «глаза», абсолютно необходимого при такой работе, постоянные ошибки в идентификации писцов по почерку? Какие серии можно создавать на такой основе, мы уже видели у В. Г. Ченцовой и в прежних ее статьях; рецензируемая же здесь книга и этюд 2010 г. производят особенно сильное в этом плане впечатление.
Не меньшее впечатление оставляют и результаты анализа В. Г. Ченцовой водяных знаков бумаги изучаемых ею грамот: она постоянно соединяет разные документы на основе сходства (или даже, как она полагает, тождества!] филиграней их материала для письма, очевидно, считая, что на всем Христианском Востоке на протяжении длительного времени в распоряжении писавших в Россию греков было всего несколько стоп бумаги, которые они и использовали – весьма экономно! – в течение десятилетий, а европейские производители, выпускавшие для стран Леванта бумагу с определенным набором филиграней, видимо, по мнению В. Г. Ченцовой, должны были не только нести огромные убытки, но и вовсе разоряться, поскольку весь греческий мир многие годы вполне удовлетворялся наличием нескольких сотен листов. Здесь, как и в случае с греческими писцами XVII в., мы наблюдаем тот же «прием» В. Г. Ченцовой, что и в ее палеографических исследованиях: она сводит большой, широко распространенный по всему Христианскому Востоку материал к незначительной, ничтожно малой сфере его существования и применения – лишь несколько писцов пишут книги и документы письмом «ксиропотамского стиля» (тогда как в действительности существовали владевшие этим стилем многочисленные переписчики), лишь несколько стоп бумаги используются греческим миром Восточного Средиземноморья в 40—50-х гг. XVII в. (тогда как на самом деле на Востоке постоянно появлялась специально производившаяся для него европейская бумага с определенным набором водяных знаков).
Наконец, что касается печатей восточных монастырей или отдельных деятелей церкви, многие из которых В. Г. Ченцова, имеющая в своем распоряжении лишь пару десятков опубликованных экземпляров, объявляет подлинными или поддельными, то тут даже трудно представить, каких вообще результатов можно ждать от работы, не располагающей, по сути дела, материалом для серьезного исследования.
Итак, перед нами – серия, состоящая из трех элементов, каждый из которых в исполнении В. Г. Ченцовой ничего, кроме ошибок и произвольных выводов, не дает для изучения документальных источников [67]. Предлагая якобы новую методику исследования документов, В. Г. Ченцова своей работой только ее дискредитирует.
По правде говоря, рецензируемая работа настолько несерьезна, ненаучна, что едва ли вообще заслуживает специального разбора. Мы, будучи хорошо знакомыми с творчеством В. Г. Ченцовой, и не взялись бы за этот труд, если бы не одно соображение. Дело в том, что часть ее книги, на которую мы обращаем здесь внимание, так или иначе привлечет к себе историков позднегреческого и русского искусства. Между тем, вряд ли найдутся искусствоведы, которые могли бы самостоятельно исследовать греческие и русские документы XVII в., владели бы палеографией и другими специальными дисциплинами, необходимыми для критической оценки труда В. Г. Ченцовой, и это естественно – их специальность требует других знаний. Поэтому не исключено, что даже серьезные историки искусства могут в той или иной степени воспринять выводы В. Г. Ченцовой, а в специальную литературу проникнут представления, основанные на фантазиях, подтасовках, дилетантизме, которые будут мешать нормальному, грамотному исследованию вопросов балканского искусства и культуры поствизантийского периода. Если бы это случилось, то последующее преодоление псевдонаучной стихии и возвращение к серьезному изучению темы потребовало бы немало времени. Яркий пример подобного засорения специальной литературы материалом, имеющим лишь видимость подлинно научной работы, а на деле являющимся настоящей профанацией изучения большой и важной проблемы, представляет труд римского палеографа Г. Кавалло «Исследования по библейскому маюскулу» (1966]. Его датировка греческих маюскульных рукописей IV–X вв., будучи необоснованной и абсолютно произвольной, тем не менее, из-за неумения подавляющим большинством исследователей самостоятельно проверить предлагавшиеся им выводы, была принята многими учеными и за прошедшие 45 лет настолько глубоко проникла в изучение византийской культуры указанного времени, что теперь для того, чтобы вычистить эти «авгиевы конюшни» и вернуться к нормальному, научному изучению греческой письменности указанного времени, потребуются, по-видимому, многие десятилетия [68].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу