Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Роль этой незаурядной личности в реализации замыслов правительства обусловлена степенью влияния, которое он стал оказывать на представителя цинских властей — амбаня — вскоре после приезда в столицу Восточного Туркестана вместе с женой, сыном, личным секретарем и эскортом, состоявшим из 45 казаков. Дело дошло того, что амбань начал регулярно занимать деньги у российского консула, чтобы вовремя расплатиться с солдатами гарнизона Кашгара, часто не получавшими вовремя положенной платы из казны [592]. Следует отметить, что помимо официальных функций, Петровский был также известен богатейшей личной коллекцией древних манускриптов на восточных языках, которая насчитывала более 1500 наименований. Именно она составила впоследствии основу материалов его личного фонда, находящегося на хранении в Государственном Эрмитаже.

Показательно, что Дж. Маккартни, сын X. Маккартни, который сопровождал делегацию Цинской империи на переговоры с царским правительством в Петербург во время Илийского кризиса, очень высоко оценивал деятельность Петровского для защиты российских интересов в Центральной и Восточной Азии, будучи сначала специальным помощником по китайским делам британского политического резидента в Кашмире, а затем заняв, как и Петровский, должность консула в Кашгаре. Такие известные первопроходцы, как Ф. Янгхазбенд и Р. Кобольд, которые неоднократно следовали через Восточный Туркестан во время своих экспедиций на протяжении 1880-х — 1890-х гг., считали необходимым прислушаться к мнению Петровского по наиболее актуальным вопросам азиатской политики России и Великобритании в регионе [593]. Согласно утверждениям современных английских авторов, когда Кобольд прибыл в административный центр Кашгарии в 1898 г., он нашел, что российский генеральный консул является одним из наиболее осведомленных людей из тех, с кем ему приходилось встречаться, а Янгхазбенд был особенно заинтересован коллекцией топографических инструментов, принадлежавшей Петровскому [594]. Даже лорд Кимберли — министр по делам Индии в середине 1880-х гг., счел необходимым в письме вице-королю лорду Дафферину указать на значимость российского консульства в Кашгаре — удобного пункта наблюдения за обширной пограничной зоной между территориями Афганистана, Индии и России: «Британскому консулу следует обеспечить такое же безопасное положение, которое занимает его русский коллега, — отмечал Кимберли, — а само местоположение консульства представляется мне важным для контроля за передвижениями русских на северной границе Афганистана и Читрала, а также для стимулирования нашей торговли» [595].

В самом деле, помимо своих прямых обязанностей, Петровский создал целую сеть тайных агентов для сбора сведений не только об изменении ситуации в Синьцзяне, но и на Памире. Он явился пионером в разработке оригинальной схемы рекрутирования и последующего обучения разведчиков из числа местных жителей, которую представил на усмотрение министра иностранных дел Н.К. Гирса в феврале 1887 г. Любопытно, что Петровский даже подготовил памятку для туземных агентов с перечислением основных вопросов, интересовавших политическую и военную разведку России [596]. К сожалению, МИД не поддержал его инициативу, хотя один из самых опытных специалистов штаба Туркестанского военного округа Н.И. Нотович, который, как и Петровский, принимал участие в Большой Игре, очень высоко оценивал вклад генерального консула в проведение агентурной разведки на границах Российской империи [597]. Неслучайно упоминавшийся Кобольд во время своей памирской экспедиции 1897–1898 гг. был особенно потрясен прекрасной осведомленностью многих российских офицеров о событиях на Среднем Востоке. «Это я связываю с обширной системой шпионажа, которая поддерживается российским правительством по всей индийской границе», — написал путешественник в своей книге о путешествии по просторам Центральной Азии [598].

Впоследствии появились различные оценки результатов англо-русского соперничества на территории Восточного Туркестана. К примеру, 5 декабря 1884 года полковник Генерального штаба Белявский, адресуя свой доклад военному министру П.И. Ванновскому, обрисовал контуры стратегии России следующим образом: «Западный Китай составляет самую слабую часть Китайской империи, так как эта обширная пустынная область населена враждебным китайцам мусульманским населением, неоднократно поднимавшим знамя восстания… Естественные условия Восточного Туркестана, отделенного значительными пустынными пространствами от внутренних населенных и производительных местностей Небесной империи, крайне затрудняют для китайцев оборону этого района и сосредоточение в нем войск; но вместе с тем те же условия лишают и наше наступательное движение в этом направлении серьезного военного значения, так как подобное движение за отсутствием первостепенных целей не может повести к решению борьбы в нашу пользу. Поэтому высказывалось [мнение], что в случае борьбы с Китаем этот театр войны будет иметь только второстепенное значение» [599].