Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Одновременно, как уже говорилось выше, генерал-лейтенант С.А. Хрулев представил на высочайшее рассмотрение, пожалуй, наиболее детально разработанный план индийской кампании, который был нацелен на полное изгнание британцев с территории субконтинента и восстановление дружественной России империи Великих Моголов. По мнению автора плана, важнейшими предпосылками для успеха всего предприятия должны были стать, во-первых, новое восстание среди туземных солдат англо-индийской армии, а, во-вторых, дружественное или хотя бы нейтральное отношение афганских племен к казачьим отрядам, которые будут двигаться через их территорию к границам Раджа . Любопытно, что стратег делал ставку на армянское меньшинство в Индии, которое, как ожидалось, могло оказать теплый прием и содействие силам вторжения. Кроме того, Хрулев предлагал восстановить антибританский континентальный союз европейских держав, чтобы отвлечь Сент-Джеймский Кабинет и общественное мнение Туманного Альбиона от жестких действий России против польских повстанцев. Он был убежден, что Наполеон III, испытывавший к Великобритании зависть и ревность, обязательно примет русскую сторону. В разделе своей записки, посвященной непосредственно военно-техническим вопросам, Хрулев рекомендовал сконцентрировать 35 тыс. пехотинцев и казаков для 109-дневного, согласно его подсчетам, марша от юго-восточных берегов Каспийского моря на Пешавар. Другим сценарием вторжения мог бы стать 82-дневный поход русских экспедиционных войск из Астрахани на севере Каспия через Хивинское ханство к границам Кашмира. Общая стоимость экспедиции в обоих случаях, с точки зрения Хрулева, приближалась к 25 млн. золотых руб. (около 2,5 млн. фунт, стерл.). Примечательно, что компенсировать столь значительные расходы должны были индийские магараджи, благодарные Белому Царю за помощь в свержении колониального владычества Англии [274].

Изучение архивных документов дает возможность понять, как первоначальная идея «демонстрации силы», имевшая скорее пропагандистский характер, постепенно принимала форму скрупулезно выверенного проекта длительной кампании [275]. Он включил в себя не только военно-оперативные расчеты, но и сценарии создания под эгидой Российской империи, либо при ее закулисном содействии, группировки азиатских государств, включая Персию, для противодействия политике Великобритании. Поэтому автор не может согласиться с доводами советских историков, которые, осуждая британское правление в Индии, заявляли о том, что планы вторжения, разрабатывавшиеся царскими стратегами, имели-де исключительно демонстративный характер, являлись чистой воды утопией с точки зрения перспектив реализации, исключали намерение полностью вытеснить англичан с территории Индостана и вообще не были утверждены царем [276]. Как будет показано в следующих главах на конкретном фактическом материале, хотя среди военно-политической элиты существовали различные мнения по этому предмету, плохая подготовка или слабое вооружение русских войск в Туркестане не могут рассматриваться как решающие доводы в пользу суждения об иллюзорности или мифичности «славянской угрозы» Раджу [277]. Интересно, что Ф. Энгельс, который, как и К. Маркс, сотрудничал с газетой Нью-Йорк Дейли Трибюн , но в качестве военного обозревателя, не остался в стороне от оценки азиатского вектора российской политики, рассматривая его сквозь призму эвентуальной атаки против «индийской крепости». Так, в статье «Продвижение России в Средней Азии», датированной 3 ноября 1858 г., будущий классик «научного коммунизма» отмечал: «С военной точки зрения, огромное значение этих завоеваний (имеются в виду те форпосты центральноазиатских ханств, как, например, Ак-Мечеть, которые к тому времени уже были захвачены царскими генералами. — Е.С .) заключается в том, что, благодаря им, создано ядро оперативной базы для наступления на Индию; и в самом деле, после такого глубокого проникновения русских в центр Азии план нападения на Индию с севера уже покидает область туманных предположений и приобретает до некоторой степени определенные контуры» [278].

В данном случае перо объективного наблюдателя, каковым являлся Энгельс, который не испытывал симпатии ни к царской России, ни к капиталистической Англии, опровергает мнение, высказанное на страницах одного из уже упоминавшихся сборников статей советских историков: «Даже после присоединения Средней Азии к России, когда, по выражению англичан, «расстояние до Британской Индии сократилось», в официальных кругах Петербурга не возникало никакого вопроса о походе на Индию» [279]. Думается, что наиболее резонансные проекты, проанализированные в этой главе и те, которые, как мы увидим, возникали у политиков, дипломатов и генералов в последующие годы, не оставляют сомнений в абсурдности приведенного выше суждения.