Однако было бы некорректным обвинять только царское правительство и военные власти на местах в вынашивании зловещих замыслов против тюркских ханств, поскольку английские стратеги разрабатывали аналогичные проекты экспансии в Азии, хотя в отличие от русских эти планы были связаны не только с военно-политическим фактором, но и с намерением Великобритании получить свободный доступ к азиатским рынкам [218]. Если российские купцы занимались преимущественно бартером, обменивая свои товары на минеральное сырье, продукты животноводства или земледелия из стран Азии, то британские, точнее сказать, англо-индийские, коммерсанты продавали изделия в обмен на драгоценные металлы. С другой стороны, слухи о неизбежном продвижении англичан к Бухаре через Афганистан постоянно циркулировали на базарах крупнейших центров Среднего Востока, особенно после завершения первой англо-афганской войны и жестокой казни Стоддарта и Конолли по приказу бухарского эмира [219].
Однако и здесь викторианский прагматизм одержал верх. В 1856 г. британская дипломатическая миссия посетила Насруллу для обсуждения перспективы заключения оборонительного союза. Как свидетельствуют документы, оказавшиеся в распоряжении «летописца» покорения Центральной Азии подполковника А.Г. Серебренникова, «чтобы добиться преобладания на рынках Бухары и установить коммерческие отношения с ханством, члены миссии заявили о готовности Британии продавать товары по ценам ниже, чем это делали русские торговцы. Они (члены миссии. — Е.С .) также обратились к эмиру за разрешением открыть торговую навигацию по Амударье. Наконец, эмиссары предложили ему организовать прибытие британских военных инструкторов для обучения армии эмира и обеспечить ее вооружением, амуницией и артиллерией» [220].
К сожалению, автор не обладает сведениями о реакции Насруллы на эти инициативы, но обращение другого правителя, хана Худояра, к Ост-Индской компании с просьбой о военной и экономической помощи после падения Ак-Мечети имело следствием отправку трех пенджабских офицеров в Ко-канд в 1854 г. [221]Интересно, что хан называл якобы дружеское расположение жителей Коканда к англичанам в качестве главной причины русской оккупации этой крепости [222].
Серия подготовительных дипломатических и политических шагов, предпринятых британцами и русскими в Персии, Афганистане и ханствах Центральной Азии могут рассматриваться как прелюдия Большой Игры. С другой стороны, Лондон и Петербург преследовали еще одну цель — подготовиться к разделу «наследства» Цинской империи, переживавшей в середине XIX в. глубокий социально-политический кризис. Большинство европейских наблюдателей упоминали два региона потенциального соперничества Лондона и Петербурга в государстве Цин: Восточный Туркестан и Маньчжурию. В отношении первого из них употреблялись и другие наименования — Восточный Туркестан, Китайская Тартария, Внутренняя Тартария и даже Внутренняя Азия. Позже цинские власти называли эту территорию Синьцзян, или «Новая граница» [223].
Помимо своей роли в качестве транспортного коридора между Европой и Дальним Востоком, известного с древности как Великий Шелковый путь, этот регион чрезвычайно богат минеральными ресурсами, что подтверждали геологические изыскания, проведенные многочисленными экспедициями из России и стран Западной Европы [224]. Более важно, однако, подчеркнуть, что русские появились на западной границе Цинской империи только во второй четверти XIX в., когда они приступили к покорению кочевых племен. В то же время местные торговцы начали привозить британские товары на рынки Чугучака и Кульджи с востока транзитом через китайскую территорию. Сведения о коммерческой экспансии Великобритании во Внутренней Азии, полученные военными администраторами Сибирской и Сырдарьинской оборонительных линий от секретных информаторов, заставили царское правительство вступить в переговоры с Пекином о новом торговом соглашении, которое и было подписано в Кульдже в июне 1851 г. В соответствие с ним, размер импортных пошлин для товаров из России снижался, а многие ограничения для российских купцов отменялись, хотя и после вступления в силу этого договора ведение коммерческих операций в приграничной зоне было сопряжено с высоким риском из–3а нападений разбойничьих шаек и коррупции пограничных чиновников [225].
В то время как Уайтхолл стремился организовать коллективное военнодипломатическое давление великих держав на Цинское правительство, чтобы гарантировать свободное поступление европейских (читай — британских!) товаров через открытые морские порты после завершения первой опиумной войны 1840–1842 гг. [226], царское правительство посылало одну миссию за другой с целью разведки намерений держав, главным образом, Англии, и получения объективной информации о приамурских территориях. Данные, поступавшие в Петербург, вызывали тревогу императора и его министров. К примеру, по сообщению одного исследователя, наблюдавшего ситуацию в середине 1840-х гг.: «Англичанин по имени Остин (Austen), якобы геолог, собирал секретную информацию различного рода в Сибири. Он узнал о гиляках в дельте Амура и о том, что они не считают себя данниками китайцам. В качестве независимого народа они могли бы быть полезны британцам, поскольку способны уступить полосу своей территории в устье Амура для создания на ней торговой фактории» [227].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу