Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Учитывая динамику Большой Игры, не приходится удивляться, что российские бюрократы и интеллектуалы платили британцам той же монетой. Типичным представляется взгляд также военного атташе, но на этот раз Соединенного Королевства, полковника У. Уотерса, который дал следующую характеристику англофобии в России: «Чувства русских по отношению Великобритании горячи почти сверх всякого понимания. Действительно, мне не раз говорили, что враждебность к нам (британцам. — Е.С .) теперь сильнее, чем это было во времена Крымской войны, причем враждебность не ограничивается взрослыми людьми какого-либо сословия. Наоборот, она всеобща и ее внушают школьникам, подрастающему поколению, которое выражает и ощущает ее… Как нацию нас уважают, но недоверие, о котором уже упоминалось, и которое существовало перед японо-китайской войной, не показывает признаков уменьшения и ощутимо как у англофилов, так и у англофобов. Как часто нам говорят: «Мне нравятся англичане, но я ненавижу их политику». Стоит только сожалеть, что подозрительность относительно британских замыслов цветет пышным цветом, даже приносит плоды, и гораздо более, чем ранее, укоренена в национальном сознании» [1089].

К счастью, здоровый прагматизм и добрая воля все же брали верх в англорусских отношениях, по крайней мере, тогда, когда Петербург и Лондон решали сообща текущие вопросы международной жизни. Результатом достижения компромисса, например, на Дальнем Востоке явилось соглашение по разграничению сфер строительства железных дорог в Китае, подписанное двумя сторонами 28 апреля 1899 г., которое с полным правом можно считать еще одним шагом к прекращению Большой Игры. Договоренность устранила опасность столкновения российских интересов с британскими в бассейне Янцзы и в северо-восточных провинциях Цинской империи [1090].

Но даже такие ограниченные в пространственном аспекте компромиссы вызывали отторжение у «ястребов» при петербургском дворе, настаивавших на проведении политики полного вытеснения англичан из Восточной Азии, для чего предлагалось поставить пекинское правительство в полную зависимость от российских военных инструкторов, советников, займов и концессий.

Активность держав вокруг сфер влияния в Поднебесной совпала по времени с подготовкой и началом англо-бурской войны, а также реформами, проводившимися Керзоном, а позднее и Китченером в Британской Индии. В ответ, как уже говорилось выше, Николай II повелел усилить войска Туркестанского военного округа. Одновременно хорошо известный читателю ориенталист М.И. Венюков был направлен в двухгодичную командировку на Дальний Восток с целью выяснения ситуации и сопоставления британских действий там с мероприятиями, которые осуществляло индийское правительство [1091].

Несмотря на текущие осложнения в российско-британских отношениях, наиболее трезво мыслящие и прозорливые политики Соединенного Королевства, как, например, лорд Розбери, продолжали выступать за достижение согласия с Россией, которое позволило бы урегулировать спорные вопросы в Азии [1092]. Стремление преодолеть русофобию наблюдалось на протяжении 1890-х гг. и в кругах общественности. Так, Роберт Уотсон, президент Национальной либеральной федерации, основал Общество друзей российской свободы, члены которого издавали журнал Свободная Россия . В его публикациях проводилось различие между авторитарным самодержавным режимом и российской интеллектуальной элитой, а также простым народом [1093]. Еще один общественный деятель, генерал-майор в отставке Эдвард Казелет создал в начале 1890-х гг. Англо-русское литературное общество. Он председательствовал в нем более тридцати лет до своей кончины в 1923 г. Показательно, что с российской стороны два великих князя — Георгий и Константин, патронировали эту организацию, а Николай II дважды принимал ее членов в 1896–1897 гг. [1094]

Позитивные тенденции, пробивавшие себе дорогу в отношениях двух империй, побудили Муравьева 15 июня 1898 г. в беседе с послом О'Коннором заверить его, что российское правительство желало бы культивировать дружеские отношения с Великобританией, особенно в делах Дальнего Востока. Упомянув, что Россия не стремится к концессиям в бассейне Янцзы, министр иностранных дел отверг причины, по которым «дух скрытого, а еще меньше и военного антагонизма продолжал бы существовать между двумя странами» [1095].

Однако двойственность и колебания в дальневосточной политике России продолжались, ибо практически по каждому серьезному вопросу царю приходилось выступать арбитром в спорах между шовинистически настроенными, панславистскими кругами и менее агрессивными, проевропейскими группами властной элиты, склонными к проведению ускоренной модернизации по примеру Западной Европы. Кроме того, германские интриги в Европе и Азии вкупе с алармистскими публикациями в прессе Старого Света приводили к всплескам антироссийских или антибританских настроений в обеих империях. Типичным для первого случая явилась брошюра некоего И. Поповски, австрийского публициста, который еще в 1890 г. писал, что «в архивах русского Главного штаба насчитываются сотни планов кампании против Индии, и каждый год составляются новые». Он далее упрекал лондонский Кабинет в политической пассивности, военной некомпетентности и абсолютном соглашательстве с русским продвижением в Азии. Поповски рекомендовал правительству Великобритании вступить в коалицию Центральных держав — Германии и Австро-Венгрии, чтобы остановить предстоящий марш казаков на Индию. Английская версия этого памфлета вышла из печати тремя годами позже [1096].