Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Насколько правомерным было недоверие Кларендона к Франции? Можно сопоставить его мнение с точкой зрения видного советского историка Б. Ф. Поршнева, который основывался как на переписке Мазарини и Генриетты Марии, так и на рукописных документах, хранящихся в архиве канцлера Сегье в государственной публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина [135]. Главным фактором, определявшим политику Франции по отношению к Английской революции, было участие ее в Тридцатилетней войне. Пока военные действия продолжались, ни о каком прямом вмешательстве речи идти не могло. Ришелье воспринимал английские дела как дела сестры французского короля, поэтому «подавление английской революции оказалось заботой не только английского абсолютистского правительства, но в некоторой степени и французского» [135, 62 ]. Принимая или отвергая присущую части марксистских историков концепцию абсолютистской монархии в Англии, нельзя не видеть, что Поршнев расставлял акценты иначе, чем Хайд. В его интерпретации классовые интересы и идеологические установки французского двора заставляли желать подавления революции, а не «разыгрывать» английскую карту. У Мазарини эта тенденция проявилась еще определеннее. По крайней мере, с 1644 года во французском придворном обществе проявился быстро усиливавшийся страх: в Англии может возникнуть республика, что окажет опасное влияние и на Францию. Однако пока мир был недостижим, пока у Франции не хватало сил, чтобы нанести решающий удар по Габсбургам и переиграть своих противников на переговорах в Мюнстере, о войне с английским парламентом речи быть не могло. Поршнев писал об этом недвусмысленно: «Руководители французской монархии уже в 1646 году прекрасно понимали, что в Англии — революция, прекрасно разбирались в значении английских событий и боялись, что революция с минуты на минуту будет перенесена в их собственную страну. Но может быть они все-таки одновременно и радовались (курсив мой — А. С. ), что в соседней великой державе возник раздор и что она поэтому надолго ослабеет? Так утверждает школьная мудрость. Но политические деятели XVII века, оказывается, были проницательнее» [135, 73 ]. Детально проанализировав тайную инструкцию Белльевру, этот советский историк заключал: не имея возможности для вооруженного вмешательства в пользу Карла I, Франция должна была взять на себя роль посредника, поддерживая раскол индепендентов с пресвитерианами и шотландцами. Письма Мазарини Белльевру показывают, что план кардинала состоял в том, чтобы выступить в союзе с Шотландией на стороне Карла I, как только будет заключен европейский мир. Именно поэтому он предписывал склонять Карла к любым уступкам шотландцам, в том числе в вопросах веры. Того же требовала от короля Генриетта Мария. В сентябре 1646 года она писала ему: «Пресвитерианство и что-то хуже будет тебе навязано, хочешь ты этого или нет. Пойми: если коротко, вопрос в том, что ты выбираешь, быть королем пресвитериан или не быть королем, а пресвитерианство или законченное индепендентство все равно будут установлены» [74, 111 ]. Когда Белльевр сообщил о категорическом отказе Карла I идти навстречу пресвитерианам, Мазарини комментировал это так: «Тщетно надеялись бы врачи вернуть здоровье больному, который отвергает все лекарства, которые ему могут предложить» [135, 82 ].

Вернемся к обстоятельствам, при которых принц (и Хайд) покинули Корнуэлл. После получения первого указания короля Чарльзу об отъезде до самого отъезда прошло много недель. 7 ноября и 7 декабря Карл I снова указывал сыну покинуть Англию, но характер инструкций поменялся. По-видимому, под влиянием секретаря Николаса король предложил отправиться не во Францию, а в Данию, откуда происходила бабка принца. Если этот маршрут окажется невозможным, он предлагал сыну Голландию, где замужем за штатгальтером была сестра Чарльза, и только в крайнем случае Францию. После получения этих рекомендаций Чарльз говорил об отъезде в Копенгаген, но было невозможно миновать парламентские фрегаты, охранявшие пролив. Возникла идея плыть через Атлантику к западу от Ирландии, а затем вдоль побережья Скандинавии, но в распоряжении роялистов не было судов, пригодных к такому сложному походу. Хайд не рассматривал этот вариант всерьез, но в начале 1646 года он не мог не признать необходимости бегства. Как отмечалось, принц укрывался в крепости Пенденнис, которая была хорошо укреплена и господствовала над бухтой Фэлмут, но она могла стать ловушкой. Слухи, что некоторые офицеры Гренвила готовы захватить Чарльза и выдать врагу, о чем разведчики сообщили и Хоптону, и Кейплу, не казались невозможными. Военные операции этих роялистских генералов, например, по захвату Эксетера, провалились. Для отъезда требовалось единогласное решение совета, в который входили тогда Хайд, Хоптон, Кейпл, Колпепер и бывший командующий роялистской армией Рутвен, граф Брентфорд, получивший от короля за свои заслуги должность постельничего принца. С мнением короля были знакомы только сам Чарльз, Хайд и Колпепер. Генералы подтвердили согласие письменно, Рутвен согласился под давлением Хайда и Колпепера. Было решено скрыться на Силли, тем более остров был частью Корнуэлла. Оттуда в случае необходимости можно плыть к Джерси, расположенному в близкой доступности к Франции [7, IV, 138–140 ]. Немедленно началась подготовка к бегству. Губернатор Пенденниса обеспечил организацию дела. Для бегства наняли частное каперское судно из Дюнкерка, которое должно было доставить наследника и его людей на остров Силли. 2 марта Чарльз и Хайд с Колпепером отплыли из бухты, и через 36 часов прибыли в назначенное место. Поездка была нелегкой, не только из-за качки, которую Хайд болезненно переживал, но и потому, что пираты не были самыми приятными людьми. Они перетрясли багаж нанимателей, расшвыряв их бумаги и принадлежности. С прибытием на остров беглецы оказались, наконец, в относительной безопасности, несмотря на унылость пейзажа и отсутствие удобного житья.