Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Вторая версия носит не колониальный, а идеологический характер; ее отстаивал Поршнев: источником изменений во внешней политике Кромвеля служит, прежде всего, отступление революции в самой Англии, роспуск Малого парламента, окончательное подавление левеллеров. Этот историк писал: «Выбор определила в конце концов политическая эволюция самого Кромвеля, развитие самой английской буржуазной революции по пути к протекторату, к контрреволюционной диктатуре буржуазии и дворянства, а не к расширению и углублению демократической революции» [135, 157–158 ]. Почему же Мазарини пошел на сделку с «цареубийцами»? Ответ на этот вопрос логичен для историка-марксиста: «не имея данных», которые есть у современных историков, «прозорливый Мазарини» «признал отнюдь не Робеспьера английской революции, но ее Наполеона. Более того, признавая республику, Мазарини был глубочайшим образом уверен, что он в сущности признает новую английскую монархию, которая неминуемо в недалеком будущем и оформится как таковая, то есть протекторат служит лишь переходной ступенью к принятию Кромвелем королевского или даже императорского титула» [135, 162–163 ].

Разумеется, условием сближения с Англией было изгнание Карла II из Франции. Мазарини даже согласился оплатить большую часть его долгов и дать субсидию. Из Франции Карл въехал во Фландрию, был вежливо встречен испанским губернатором города Камбре, но испанская администрация в Нидерландах в лице дона Хуана Австрийского отказалась официально его принять, поскольку испанцы еще рассчитывали избежать войны с Кромвелем. «Великий страх поселился в сердцах испанцев, раз они отказались проявить хоть какое-то уважение к королю», — резюмировал Кларендон [7, V, 345 ]. Через Намюр и Льеж он добрался до курортного города Спа, где встретился с своей сестрой Марией, вдовой штатгальтера. Хотя было неясно, куда держать путь, ведь и Голландия, и Дания, и Швеция теперь были для него закрыты, Карл не унывал, а наслаждался отдыхом, принимая воды, участвуя в балах и танцах, катаясь верхом. Из Спа Карл II на короткое время перебрался в Аахен, там его двор насчитывал примерно 80 человек. Провожая Марию в Голландию, он посетил Кельн и неожиданно встретил там очень теплый прием. Горожане салютовали из пушек, его приветствовал строй мушкетеров. Для Карла и его сестры устроили прием, на котором вручили подарки. Гости удостоились особой чести при посещении Кельнского собора, там для них была открыта главная сокровищница — гробница трех средневековых королей. Карл решил не возвращаться в Аахен, а остаться в Кельне на зиму, и этот город станет для него пристанищем на полтора года. По Рейну Карл и Мария прибыли в Дюссельдорф, владение герцога Нойбурга, встретившего их очень гостеприимно. Там брат и сестра расстались, и Карл вернулся в Кельн, где получил «дом, тепло, хлеб и вино». Он проводил время, гуляя вдоль городских стен и стараясь воспрепятствовать ссорам между его придворными.

Решение перебраться в Германию вытекало, как утверждал Кларендон, не из конкретных ожиданий преимуществ и выгод, а из того, что такой вариант устраивал Францию. Первоначальное намерение остановиться в Аахене, то есть близко к французской границе, возможно, не совсем подходило Мазарини, предпочитавшего, чтобы беспокойный двор Карла II устроился подальше. Кларендон отмечал к тому же, что дурной из-за многих целебных источников воздух сделал этот город менее приемлемым, чем ожидалось. В отношении Кельна, «красиво расположенного на берегах Рейна», у Хайда были опасения. Там находилась резиденция папского нунция, но в дальнейшем выяснилось, что это разумный человек, никогда не чинивший Карлу препятствий для богослужений в соборе. Кельн, в двух днях пути от Аахена, благоприятнее для здоровья, но его жители известны гордым и мятежным характером, тем, что они постоянно бунтовали против епископа и князя, и расположением к римско-католической церкви. Поэтому для англичан стал сюрпризом теплый прием, полученный в этом городе. Хайд опасался того, что ни в какой другой стране Европы, кроме Германии, не пользовались таким влиянием иезуиты: «Германия — единственная часть света, где на иезуитов смотрят как на людей, обладающих большим знанием секретов государственной политики, чем кто-то другой; ни при одном дворе не считается хорошим придворным или мудрым политиком тот, кто не иезуит» [7, V, 367 ]. Не был исключением покровитель англичан герцог Нойбург, воспитанник иезуитов, человек, по оценке Кларендона, «высоких качеств», «по манерам и поведению воспитанный куда лучше любого другого немца». За положительной оценкой герцога скрывается неоднозначное отношение Кларендона к немцам, элементы ксенофобии или стереотипы, которые мы уже наблюдали в отношении шотландцев, французов и испанцев. По его мнению, немцы — «самый пунктуальный и упрямый народ Европы» [7, V, 357 ].