Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

О постановке курса в институте мы судим только по студентам-переводчикам, которые были приглашены в штабы армий и корпусов (не всех, конечно). Часть этих студентов явилась уже окончившими курс, часть же их – II–III курсов.

Пользы делу они принесли мало, так как совершенно не были подготовлены для службы в военном ведомстве. Специалисты китайского языка не могли вследствие этого передать лазутчику возлагаемую на него задачу, специалисты японского – правильно опросить пленного.

Мало того, специалисты китайского языка не могли разобрать иногда китайские документы и никогда не могли даже прочесть такового, если он был написан скорописью. Разговорным языком, надо отдать справедливость, некоторые из них владели в полной мере.

Что же касается специалистов японского языка, то при опросе пленных случались курьезы, так как иногда вместо ответа пленный смотрел недоумевающе. Это, конечно, крайне неблагоприятно отражалось на полноте опроса. Студенты не знали военной терминологии. Отсюда получалась путаница в предлагаемых пленному вопросах, что влекло за собой в свою очередь сбивчивый ответ. Между тем опрос пленного мог быть только тогда продуктивен, когда он даже при полном нежелании что-либо показать, путем умело и ловко заданных ему вопросов, volens nolens [979]вынужден дать желанный для нас ответ.

С большим трудом студенты разбирали и японскую письменность.

Итак, судя по тем лицам, с которыми нам пришлось иметь дело и работать, постановка курса в Восточном институте оставляет желать многого» [980].

Сразу после окончания войны с Японией подготовка военно-востоковедных кадров для армии стала предметом повышенного внимания со стороны руководства ГУГШ и Главного штаба, которое было едино во мнении о необходимости широкой реформы. В качестве первого шага в этом направлении стала ревизия итогов работы комиссии по реорганизации офицерского курса восточных языков (19021904). В июне 1905 г. Главный штаб вернулся к вопросу о пересмотре временного Положения о ташкентском курсе языка индустани (1900 г.), который так и остался нерешенным до начала русско-японской войны. ГУГШ, к которому в начале 1906 г. перешли вопросы подготовки военно-востоковедных кадров, в феврале того же года вновь указал штабу Туркестанского военного округа на необходимость пересмотра Положения о курсе языка индустани.

Результатом деятельности штаба Туркестанского военного округа в этом направлении стала уже упоминавшаяся нами выше записка подполковника И. Д. Ягелло [981], которая была представлена командующим войсками округа генерал-лейтенантом Д. И. Субботичем начальнику Генерального штаба [982]. В записке Ягелло поднимался вопрос о желательности образования при ГУГШ «специальной комиссии для расмотрения вопроса об изучении строевыми офицерами восточных языков во всем его объеме с участием компетентных лиц от окраин» [983]. Можно с полным основанием считать, что именно записка Ягелло иницировала создание совместной комиссии ГУГШ и Главного штаба для рассмотрения вопроса об изучении офицерами восточных языков. В апреле 1906 г. начальник Главного штаба в связи с запиской Ягелло обратился к начальнику Генерального штаба с письмом, в котором выразил мнение, что было бы «весьма полезным образовать небольшую комиссию <���…>, которой можно было бы поручить предварительное обсуждение настоящего вопроса и проектирование главных оснований устройства офицерских курсов сообразно потребностям военного ведомства» [984]. Ближайшим же следствием записки Ягелло стало командирование делопроизводителя ГУГШ полковника Л. Г. Корнилова в Ташкент и разработка им совместно с Ягелло проекта преобразований ташкентского курса.

В конце октября 1906 г. временное управление военно-востоковедными учебными заведениями было передано Азиатскому отделу Главного штаба [985]. В дальнейшем все военно-востоковедные учебные заведения оставались под руководством Азиатской части Главного штаба. Вопросы военно-востоковедной реформы в этот период находились в ведении Генерального штаба.

Осенью 1906 г. в ГУГШ была образована особая комиссия, которая занималась рассмотрением трех основных вопросов: Положение о курсе восточных языков в Ташкенте (проект Корнилова и Ягелло), Положение о курсе восточных языков в Тифлисе и проект особой академии восточных языков.

В апреле 1907 г. обер-квартирмейстер ГУГШ генерал Ф. М. Вебель представил начальнику Генерального штаба документ с анализом состояния подготовки в армии военно-востоковедных кадров – «Доклад по вопросу об изучении офицерами восточных языков» [986]. Доклад был построен на основе трех справок, подготовленных офицерами части 3-го генерал-квартирмейстера ГУГШ – полковником Л. Г. Корниловым, подполковником А. Е. Снесаревым и капитаном В. Ф. Кирсановым [987]. В докладе отмечалось неудовлетворительное состояние с изучением восточных языков в русской армии, которая на тот момент имела трехуровневую организацию: «Восточный институт и курсы при Министерстве иностранных дел, курсы или премии для офицеров и школы языков для нижних чинов». Среди основных недостатков назывались отвлечение офицеров от строя, неестественный характер усвоения языков, отсутствие самостоятельности офицеров при изучении языков.