Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

Детский сад, как отмечалось в проекте, имел своей целью сообщить воспитанникам знания, необходимые к поступлению в I класс школы, укрепление их здоровья и развитие ловкости, привитие любви к школе, обучение китайских мальчиков русскому языку, русских мальчиков – китайскому.

Курс школы был адаптирован под программу коммерческих училищ, с частичным сокращением этой программы в пользу расширенного изучения стран Востока и знаний, которые могли бы пригодиться выпускникам для ведения разведки. Кроме предметов коммерческих предусматривалось изучение государств Востока, «твердое знание до степени совершенства» разговорного китайского, японского и английского языков. В программу специальных предметов входили: черчение, ремесла, телеграфное и железнодорожное дело (применительно к задачам разведки), отдельные разделы курсов топографии, тактики, администрации и фортификации («для сложных разведок и составления простейших чертежей»), а также военно-морского дела. Цель курса по специальным предметам заключалась в подготовке воспитанников к выполнению разведывательных задач.

В программе предусматривалось ежегодное командирование юношей трех старших классов на три-четыре месяца в Японию для изучения языка и «военных наблюдений». По итогам поездки воспитанники обязаны были представлять отчеты начальнику училища, по которым можно было судить о способности юношей к разведке.

Школу предлагалось передать под управление штаба Приамурского военного округа, в котором должна была вестись обработка сведений, поступающих от выпускников школы. Полученные сведения штаб округа должен был доводить до сведения Генерального штаба. По окончании школы все выпускники прикомандировывались к штабу Приамурского военного округа. Они должны были лично представляться начальнику штаба округа, имея на руках аттестации начальника школы с указанием степени пригодности каждого выпускника. В течение двух-трех месяцев прикомандирования штаб округа мог ознакомиться с деловыми и нравственными качествами каждого из выпускников. По итогам отбора самые выдающиеся (3–5 чел.) зачислялись в строй в качестве вольноопределяющихся и отправлялись для дальнейшей подготовки в военные училища. Остальные воспитанники получали специальные задания и отправлялись к местам своей деятельности. Юноши, не признанные годными к ведению агентурной разведки, прикомандировывадись к русским дипломатическим представительствам, чтобы «не потерять их для пользы службы».

Для поощрения выпускников школы к более продолжительной деятельности в разведке предлагалось отказаться от гарантирования им пенсионного обеспечения, а ограничиться единовременным пособием и теми средствами, которые будут выдаваться им для дальнейшей деятельности. При этом выпускники школы обязаны были прослужить в интересах военного ведомства не менее четырех-пяти лет. В случае удачного опыта школы предлагалось создать аналогичную школу ближневосточного профиля для подготовки специалистов по ведению разведки в Турции, Персии, Британской Индии и других странах.

Нельзя не заметить, что проект, представляющий собой очевидный курьез, был продуктом того нравственного потрясения и неустойчивости мысли (к счастью, недолгих), которые были распространены в среде русского военного руководства непосредственно после окончания войны с Японией. Оставляя в стороне моральный и этический аспекты этого проекта (дети и опасное ремесло разведки), нельзя не заметить наивность его авторов, искренне полагавших, что с созданием таких школ «Россия вполне будет обеспечена подробными сведениями о возможных театрах войны, лежащих на пути к открытым морям» [892]. Что удивительно, проект получил утверждение командующего 2-й Маньчжурской армии генерала от инфантерии Л. Н. Соболева, опытного специалиста по делам Востока, и даже был представлен на рассмотрение начальнику Генерального штаба. Как и следовало ожидать, он остался без последствий.

Другой экзотический проект подготовки военных переводчиков японского языка принадлежит Генерального штаба полковнику Н. Г. Володченко, начальнику штаба ЗОПС. Володченко предложил направить несколько русских подростков в Японию для обучения японскому языку в местных школах. Он отправил в адрес Русской духовной миссии в Японии запрос о возможности устроить обучение шести мальчиков в возрасте 13–14 лет. По мысли Володченко, пребывание в стране языка в течение нескольких лет позволило бы получить надежный кадр переводчиков японского языка, столь необходимых для русских войск на Дальнем Востоке.