Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

На этом заканчивается опубликованный отрывок из «Человека, которого не было». Не все поклонники писателя могли посетить спектакль псковского театра. Чем закончилось знакомство героя с загадочным Драндулетти? Выберет ли он сверкающий огнями мир цирка или будет вынужден вернуться к проблеме трех мешков картошки?

Загадки разрешаются просто. Драндулетти для своего главного трюка использует Николая Барабукина. Сам же «маг и чародей» за пределами мира искусства именуется Петром Барабукиным. Эксплуатируя брата-близнеца, он и создает иллюзию сундучного волшебства. Ознакомиться с хитроумным приемом можно при обращении к литературно-художественному сборнику «Дружба», изданному в 1971 году ленинградским отделением «Детской литературы». «Дружба» – альманах, выпускавшийся вплоть до начала 1990-х. В 1971 году вышел очередной сборник. Из хорошо известных нам имен – Иван Сабило с рассказом «На станцию». Присутствует в «Дружбе» такой замечательный детский поэт, как Илья Резник. Опубликовано его стихотворение «Никогда не кончается море». Через двадцать лет отредактированная версия стала хитом в исполнении Татьяны Булановой. Наконец на 131-й странице мы найдем рассказ Сергея Довлатова «Человек, которого не было»:

Знаете, что такое цирк? Это единственное место, где можно показать себя с наилучшей стороны. В самом деле, что бы вы подумали о юноше, который при всяком удобном случае демонстрирует силу и мужество? Или о девушке, которая всеми способами старается подчеркнуть свою красоту и грациозность? Да вы бы назвали их воображалами. А в цирке никто не считает, что это нескромно с их стороны.

В призрачный мир силы и красоты погружается Коля Булавкин. Довлатов привычно переименовывает персонажей. Коля Булавкин в пьесе, конечно, Минька Ковалев. Дрантулетти превращается в Астанелли. После представления Коля проникает за кулисы: видит наездниц, силачей, показывает язык льву. Замечает некоторую странность:

Грустный клоун, смеясь, говорил по телефону, а веселый с мрачным видом читал газету.

Далее еще странице. Он натыкается на Астанелли, который, сидя на сундуке, ест баранку, запивая ее простоквашей. Увидев непрошеного зрителя, волшебник попытался спрятаться. Но повторить трюк не получилось. Николай пытается впечатлить мэтра собственной программой: он показывает «неподвижное сальто» и готов с риском для жизни пройти по проволоке, которая лежит на земле. Астанелли признает таланты молодого коллеги. Потом он признается сам.

Жили два брата-близнеца: Василий и Альберт. Василий отличался любовью к чтению и задумчивостью. Альберта тянуло к красивой жизни:

Я хочу превратить свою жизнь в вечный праздник и быть на нем желанным гостем.

Любитель шума и веселья рано покидает родительский дом. Василий получает специальность ветеринара и уважение односельчан. Альберт однажды возвращается в отчий дом и увозит брата, пообещав тому блистательную артистическую карьеру. В итоге она свелась к появлению из сундука на арене под гром аплодисментов. Все остальное время он тоже проводил в сундуке, скрывая тайну «трюка века»:

Иногда он тайно вылезал из сундука, гладил лошадей и разговаривал с тиграми. Он перестал улыбаться. Он превратился в след пролетевшего облака, в звук падающего снега и значил не больше, чем те слова, что написаны прутиком на воде. Он стал меньше тени, у него не было ни имени, ни лица, несмотря на то что его лицо смотрело со всех афиш.

Коля и Василий убегают из цирка. Василия ждет родной дом и экзистенциально состоятельная профессия ветеринара. Изящный рассказ с «двойным дном».

И здесь возникает вопрос. Почему Довлатов умалчивает о своем рассказе? Он не однажды – в беседах, письмах и в собственных книгах – упоминает ранние тексты, но избегает говорить о «рассказе, которого не было». Случайность ли это? Почему изящный детский рассказ, лишенный политической конъюнктуры, становится предметом умолчания? Может быть, Довлатов забыл о нем, посчитав рассказ абсолютно проходным текстом, написанным ради денег? Нет. Снова вернемся к воспоминаниям Ивана Сабило. Он воспроизводит разговор с Довлатовым, касающийся истоков текста:

– Ты знаешь цирк? – спросил я.

– Нет, только клоуна Карандаша. Мне было лет 16, когда я увидел его на арене. Внешне – копия Чарли Чаплина, «маленький человек». Помню, смеялся от души, когда он изображал сцену «В саду». Потом на улице мне показали крохотного человека и сказали, что это Румянцев – знаменитый Карандаш. Меня поразило, что насколько этот уличный человек не соответствовал человеку манежному, цирковому. И понял, что либо здесь, на улице, либо там, в цирке, он – человек, которого нет. И написал рассказ про иллюзионистов.