Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

– А вот сейчас, в связи с событиями в Армении, ваша армянская кровь как-то дает о себе знать?

– Я знаю, что это кому-то кажется страшным позором, но у меня никогда не было ощущения, что я принадлежу к какой-то национальности. Я не говорю по-армянски. С другой стороны, по-еврейски я тоже не говорю, в еврейской среде не чувствую себя своим. И до последнего времени на беды армян смотрел как на беды в жизни любого другого народа – индийского, китайского… Но вот недавно на одной литературной конференции познакомился с Грантом Матевосяном. Он на меня совсем не похож – он настоящий армянин, с ума сходит от того, что делается у него на родине. Он такой застенчивый, искренний, добрый, абсолютно ангелоподобный человек, что, подружившись с ним, я стал смотреть как бы его глазами. Когда я читаю об армянских событиях, я представляю себе, что сейчас испытывает Матевосян. Вот так, через любовь к нему, у меня появились какие-то армянские чувства.

Более того, в частном письме к жене Наймана, Эре Коробовой, в начале 1974 года Довлатов пишет: «Но никто, никто не заставит меня думать <���…> о том, как надо себя вести, или об армянских монастырях…»

Вернемся к двадцать шестому номеру журнала «Крокодил» за 1968 год. Начинается рассказ поэтически:

Когда-то мы жили в горах. Наши горы косматыми псами лежали у ног. Они стали ручными, таская на себе беспокойную кладь наших жилищ, наших войн, наших песен. Наши костры опалили им шерсть.

Когда-то мы жили в горах. Серебристые облака овечьих отар покрывали цветущие склоны. Ручьи, такие белые и чистые, как нож и ярость, жадно падали на гладкие камни. Солнце плавилось на наших спинах, а в теплых зарослях блуждали тени, подстерегая простодушных.

В эмиграции в 1985 году Довлатов участвует в странном издании – «сборнике на троих» – «Демарш энтузиастов». Помимо самого Довлатова в нем приняли участие Вагрич Бахчинян и Наум Сагаловский. На его страницах писатель публикует рассказ в новой редакции. В нем появились микроэпизоды «политического» характера:

Дядя Хорен прожил трудную жизнь. До войны он где-то заведовал снабжением. Потом обнаружилась растрата – миллион.

Суд продолжался месяц.

– Вы приговорены, – торжественно огласил судья, – к исключительной мере наказания – расстрелу!

– Вай! – закричал дядя Хорен и упал на пол.

– Извините, – улыбнулся судья, – я пошутил. Десять суток условно…

Старея, дядя Хорен любил рассказывать, как он пострадал в тяжелые годы ежовщины.

И сегодня подобная шутка звучит достаточно двусмысленно. Также добавлена сцена, раскрывающая непростой характер межнационального общения. И снова неугомонный дядя Хорен:

Дядя Хорен поднял бокал. Все затихли.

– Я рад, что мы вместе, – сказал он, – это прекрасно! Армянам давно уже пора сплотиться. Конечно, все народы равны. И белые, и желтые, и краснокожие… И эти… Как их? Ну? Помесь белого с негром?

– Мулы, мулы, – подсказал грамотей Ашот.

– Да, и мулы, – продолжал Хорен, – и мулы. И все-таки армяне – особый народ! Если мы сплотимся, все будут уважать нас, даже грузины. Так выпьем же за нашу родину! За наши горы!..

В крокодиловском варианте он также произносит «панармянский тост», но в смягченном варианте:

Я рад, что мы все вместе… Нам, армянам, нужно держаться поближе друг к другу. Все народы равны в этом мире, но мы, армяне, особый народ, и если мы будем держаться сообща, все будут уважать нас. Так выпьем же за нашу родину, за наши горы!

Но намного интереснее увидеть редактуру текста как такового. Для этого придется вернуться на страницу назад. Вот новое начало рассказа:

Когда-то мы жили в горах. Эти горы косматыми псами лежали у ног. Эти горы давно уже стали ручными, таская беспокойную кладь наших жилищ, наших войн, наших песен. Наши костры опалили им шерсть.

Когда-то мы жили в горах. Тучи овец покрывали цветущие склоны. Ручьи стремительные, пенистые, белые, как нож и ярость, – огибали тяжелые, мокрые валуны. Солнце плавилось на крепких армянских затылках. В кустах блуждали тени, пугая осторожных.

Текст подтянулся, стал строже, ветер времени рассеял «серебристые облака овечьих отар». Выразительные «крепкие армянские затылки» сменили нейтральные «наши спины». «Пугая осторожных» – «подстерегая простодушных», прибавляя в драматизме. Но в любом случае, рассказ сохранил свое настроение – несколько цветисто-культурологическое, «со стороны» описание процесса «утраты корней». Успех от публикации был несколько подпорчен, как ни странно, армянскими читателями журнала «Крокодил». Валерий Попов не без удовольствия свидетельствует: