Михаил Гордин - Пушкинский век

Вскоре царь распорядился, чтобы «умершие холерою впредь были хоронимы не днем, а по ночам» и в особых местах. «Памятны эти ночи петербургским старожилам! — вспоминал современник. — При красном мерцающем свете смоляных факелов, с одиннадцати часов вечера тянулись по улицам целые обозы, нагруженные гробами, без духовенства, без провожающих, тянулись за городскую черту на страшные, отчужденные, опальные кладбища».

В день умирало по 600 человек. Министерство внутренних дел издало нелепое, малополезное «Наставление к распознанию признаков холеры и лечению». В «Наставлении» запрещалось предаваться гневу, страху, унынию, беспокойству духа и вообще сильному движению страстей. Запрещалось вскоре после сна выходить на воздух, а если это было необходимо, то рекомендовалось одеваться теплее и непременно обуваться. Запрещалось выходить из дому не омывши всего тела или, по крайней мере, рук, висков и за ушами «раствором хлористой соды или извести, а за недостатком оных, чистым уксусом или простым вином с деревянным чистым маслом». Запрещалось селиться в жилищах тесных и нечистых. Последнее было совсем невыполнимо для простого народа, в частности для тысяч пришедших в город оброчных мужиков.

Через неделю после появления холеры А. В. Никитенко писал в своем дневнике: «В городе недовольны распоряжениями правительства; государь уехал из столицы. Члены государственного совета тоже почти все разъехались. На генерал-губернатора мало надеются. Лазареты устроены так, что они составляют только переходное место из дома в могилу. В каждой части города назначены попечители, но плохо выбранные, из людей слабых, нерешительных и равнодушных к общественной пользе. Присмотр за больными нерадивый. Естественно, что бедные люди считают себя погибшими, лишь только заходит речь о помещении их в больницу. Между тем, туда забирают без разбора больных холерою и не холерою, а иногда и просто пьяных из черни, кладут их вместе. Больные обыкновенными болезнями заражаются от холерных и умирают наравне с ними. Полиция наша, и всегда отличающаяся дерзостью и вымогательствами, вместо усердия и деятельности в эту плачевную эпоху только усугубила свои пороки. Нет никого, кто бы одушевил народ и возбудил в нем доверие к правительству. От этого в разных частях города уже начинаются волнения. Народ ропщет и, по обыкновению, верит разным нелепым слухам, как, например, будто доктора отравляют больных, будто вовсе нет холеры, но ее выдумали злонамеренные люди для своих целей и т. п.».

При первых признаках холеры Николай I и его двор бежали в пригород Петербурга — Петергоф. Знать и люди состоятельные тоже покинули столицу — «спасались на дачи, где запирались почти герметически». Так, директор Императорских театров князь С. С. Гагарин заперся в своей даче на Каменном острове, никого не принимал, а ежедневные рапорты и прочие бумаги доставляли ему окуренными и подавали через окно.

Перебрались в Павловск на дачу Флейшмана родители Пушкина. Ольга Сергеевна писала мужу в Варшаву: «Мои родители, узнав про холеру, уложили пожитки, собрались и выехали отсюда менее чем за 24 часа. Я хотела через два дня присоединиться к ним в Царском, но на другой день их отъезда город был оцеплен, карантин поставлен в Пулкове». А Надежда Осиповна уже из Павловска 22 июня жаловалась дочери: «Вот мы и оцеплены со всех сторон, без утешения и надежды на добрые вести». Оставшись одна в Петербурге, Ольга Сергеевна решила пробираться в Павловск на свой страх и риск, минуя карантины. Она добралась до Царского Села уже ночью и по ошибке позвонила не к Пушкину, а к его соседке Архаровой. Та смертельно перепугалась, подняла тревогу, и Ольге Сергеевне пришлось в сопровождении полиции вернуться обратно в столицу. Эпизод этот долго обсуждался в кругу царскосельских и павловских знакомцев Пушкиных.

Генерал-губернатор Эссен пребывал в крайнем замешательстве… Эпидемия усиливалась.

Простой петербургский люд оказался в отчаянном положении, без помощи, без надежды. Возмущение правительством росло. Оно усугублялось нелепыми и обременительными распоряжениями начальства, бесчинством полиции, позорным поведением царя и знати. Слухи, что холеру придумали господа, чтобы извести простой народ, упорно распространялись по городу. Исконная ненависть народа к притеснителям прорвалась наружу.

Народ вышел на улицы. Со второй половины июня в разных концах города начались беспорядки. Толпы народа ловили и обыскивали «отравителей», разбивали холерные кареты и выпускали больных, оказывали сопротивление полиции.