Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

В Микулине оставалось около 30 еврейских домов, была двухэтажная деревянная синагога. В первые же дни оккупации немцы организовали полицию, которая сразу же выбросила из синагоги все религиозные книги, торы. Все, что там находилось, под улюлюканье было сожжено. Синагогу сожгли позднее.

Немцы с помощью полицаев выявили самых умных, молодых, активных евреев: мужчин, женщин, всего человек десять. На 10–12 день оккупации их забрали из Микулина, повезли в Рудню и там расстреляли. Среди расстрелянных помню: Мерлина — молодого учителя математики, Герловину Иду Абрамовну — учительницу. Вместе с евреями в Рудню на расстрел повели многих русских, коммунистов.

Начальником полиции в Микулине был Пырь — это его кличка, а фамилию забыла. Помощником у него был Рыбаков Владимир Петрович, который через 50 лет неизвестно откуда вернулся в деревню и сейчас требует, чтобы ему вернули имущество, которое было отнято у его родителей при коллективизации.

В Микулино, кроме местных евреев, в оккупацию попало много евреев из Смоленска, Витебска, Орши, Минска и других мест. Они искали здесь спасения. Их участь была ужасной, у них не было крыши над головой, многие умирали от голода, но их приняли несчастные местные евреи.

Русские боялись, чтобы еврей к ним в дом не зашел. Те из русских, кто рисковал помогать евреям, имели дело со своими местными полицаями. Это было страшно.

В августе 1941 года всех евреев выгнали из их домов. Выделили в деревне пять домов по улице Барковская по дороге на Понизовье. В Понизовье было несколько еврейских домов, но много евреев жило в дер. Колышки и Лиозно, близких к Микулину. Было много случаев, когда выходившие из окружения солдаты-евреи оставались в Микулине. Все евреи попали в эти пять домов, которые назвали гетто. Это гетто в три смены охраняли местные полицаи. Пощады никому не было. Полицаев было человек 20, что для одной деревни очень много. Какая у них была работа? Грабить евреев. У моего отца, которому было 56 лет, и его не взяли в армию, полицаи сняли с плеч пальто, оставив его раздетым. Из нашего дома забирали все до тех пор, пока уже брать стало нечего. Так же поступили и с остальными.

В пяти домах жили очень скученно — вместе с евреями-беженцами из других мест было до 250 человек: девушки, старушки, дети, беременные женщины. Юношей и евреев-окруженцев расстреляли в первые же дни. Спали на полу, на нарах, все вместе. Так прожили 8 месяцев до 23 февраля 1942 года, когда всех, кто еще не умер, погнали в последний десятикилометровый путь в Рудню, на расстрел.

Ни бани, ни хлеба, ни картошки, ни дров не было. Старики и дети умирали от голода и болезней. У малых детей была дизентерия и дифтерия. Не было даже теплой воды, не говоря уже о кипятке. В первые месяцы оккупации евреев гоняли на работу, обмолачивать рожь или в Рудню, заставляли мыть полы у немцев. За работу кормили. Зимой работы не давали и не кормили.

У моего отца появилась работа. Его сестра где-то раздобыла ему рваный полушубок. В первые же дни оккупации беженка 60 лет из Смоленска умерла от голода. Пришлось отцу на еврейском кладбище вырыть яму и похоронить ее. С этого и началось. Он хоронил детей, стариков, большей частью беженцев. Редкие дни для отца проходили без этой работы. От гетто до кладбища было около двух километров. Отец копал ямы для умерших заблаговременно. Оттуда же его взяли на расстрел в колонну смертников, которую гнали в Рудню.

В этой колонне было около 170 человек. Остальные евреи, примерно 250 человек, считая беженцев, умерли от голода и болезней и были похоронены моим отцом. Мне позднее рассказали, что микулинскую колонну пригнали в руднянское гетто, где люди переночевали, а 24 февраля оставшихся после первых расстрелов руднянских и микулинских евреев расстреляли в противотанковых рвах на дороге близ деревни Шаровичи, дальше по направлению к Смоленску. Бывший помощник начальника полиции Рыбаков Владимир Петрович, через 50 лет появившийся в Микулине, участвовал в конвоировании евреев и сам лично их расстреливал.

Когда евреи находились в микулинском гетто, их заставляли изготовлять и носить круги из желтого материала на груди и на спине.

Как-то моя мать обратилась к полицаю с просьбой пойти в лес и принести немного сучьев. Он не разрешил и ответил: «Какой я тебе товарищ! Я вот тебя расстреляю, и будет мне за это штраф 3 копейки».

Не верится сейчас, что можно было так издеваться над людьми, что так могло быть, что были такие палачи, которых трудно людьми называть. А сколько таких было, да и сейчас есть в наших органах.