Чтоб не беспокоить Вольтера тотчас после обеда, я пошел прогуливаться в сад курфирста, а затем отправился в апартаменты этого писателя и приказал доложить о себе. Он тотчас принял меня, много говорил об императрице Елисавете, о ее человеколюбии и об изданном ею при вступлении на престол законе, уничтожавшим смертную казнь; он также говорил мне с восторгом о Петре Великом. Он в то время писал историю этого великого государя; это было мне известно еще до моего отъезда из Петербурга. Мне было также известно, что камергер Шувалов, находившийся с нами в переписке, собирал для отсылки к нему материалы и сведения о Петре Великом. Этот знаменитый писатель много говорил мне о необъятности России и о наших соседях Китайцах.
Так как в этот вечер был назначен спектакль в замке, куда он, конечно, намерен был отправиться, то я не счел вежливым долго его задерживать и попросил у него позволения посещать его во время моего пребывания в Мангейме. Курфирст содержал на свой счет целую труппу Французских комических актеров. Я отправился в театр; давали Магомета, и я заметил, что Вольтер волновался, когда он находил, что кто-нибудь из актеров придавал иной раз фразе не тот смысл, какого желал автор.
Желание видаться с Вольтером заставило меня провести несколько лишних дней в Мангейме. Каждые два дня я отправлялся на дачу курфирста в театр, на котором давали одни трагедии Вольтера, а после обеда посещал этого знаменитого писателя, с которым проводил один или два часа. Во время моего второго посещения он говорил мне о войне, которую ведут два императорские двора [60] Австрийский и русский. (Сост.)
и Франция с Прусским королем; было не трудно заметить, что он чрезвычайно желал унижения короля. Он сказал мне, что Фридрих хитер, что он обладает большими военными дарованиями и что он имеет искусных генералов, несмотря на то, что потерял многих из них в битве 1757 года. Вольтер еще так недавно вынес большие неприятности во время своего пребывания в Потсдаме, затем подвергся во Франкфурте аресту по распоряжению Прусского короля и был жертвою самого грубого обхождения, и эти неприятные воспоминания натурально отзывались в его разговоре. Он вообще много говорил о Фридрихе и передавал мне, что в своих беседах, в особенности за ужином, Фридрих позволял себе дурно отзываться об императрице Елисавете. Я слышал от Вольтера про оскорбления, которые Фридрих нанес нашему Гроссу [61] Русский полномочный министр в Лондоне. (Сост.)
, и которых свидетелем был сам Вольтер. Позднее венценосный поэт помирился с первым из поэтов, и Вольтер до своей смерти поддерживал переписку с Прусским королем. Когда я был у него в последний раз, чтоб проститься с ним, он говорил мне о моем будущем пребывании во Франции, хвалил заведение chevaux legers, в которое я намеревался поступить, дал мне очень хорошие советы касательно моих будущих занятий и в заключение посоветовал мне, чтоб, проезжая через Страсбург, я повидался там с одним почтенным ученым, который может быть очень мне полезен своими познаниями. Это был г. Шепфинг, к которому он дал мне рекомендательное письмо…
Я прибыл во Францию через 15 или 16 месяцев после того, как Дамиень попытался, в начале 1757 года, убить Людовика XV. Это преступление было последствием общего настроения умов в пользу парламентов, уже начинавших довольно открыто вступать в борьбу с двором… В гостиницах, в которых мне приходилось останавливаться и которые очень хороши, хотя довольно дороги, даже жены трактирщиков не говорили мне ни о чем другом, как об их уважении к парламенту, о принце Конти, который по их словам, был друг народа и защитник привилегий их парламента, и о том, что их доброго короля, который в ту пору еще был любим, все обманывают.
Я слушал их, но не противоречил им. Если обратить должное внимание на тогдашнюю склонность в умах разгорячаться и увлекаться, нетрудно будет открыть в ней зародыш того, что случилось впоследствии. Однако в ту пору еще не было речи о чем-либо враждебном к престолу и церкви… Однако парламенты, и в особенности Парижский парламент, приобретали с каждым днем все более и более доверия и уважения в глазах народа. Даже изгнания, которыми их иногда наказывали, были им благоприятны, потому что усиливали народное к ним расположение. Изгнания парламентов, к которым двор прибегал, когда был выводим из терпения оказанным ему сопротивлением, были непродолжительны, потому что законники, адвокаты и прокуроры отказывались от ведения тяжебных дел, так что отправление правосудия приостанавливалось, и король в конце концов снова призывал парламент и даже делал ему в некоторых статьях уступки. Вот в каком положении находилось внутреннее управление Франции во время моего прибытия туда…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу