Коллектив авторов Биографии и мемуары - Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Члены дипломатического корпуса, войдя в спальню, составили кружок вокруг короля…

После обеда мы возвратились в Париж. В карете Бестужев сказал мне, что он говорил г-ну Берни о том, что я послан во Францию для поступления в школу chevaux le gers. Берни отвечал, что король был в свое время уведомлен об этом своим послом в России, что он испросит приказаний у его величества и уведомит о том. Когда я заговорил о всей этой Версальской сцене и о всех разъездах, Бестужев признался мне, что все это надоело ему и даже было утомительно для его лет и что он очень желал бы окончить свои дни на каком-нибудь более спокойном посольском месте.

Через две недели после поездки Бестужева в Версаль он получил от аббата Берни письменное уведомление, что г-жа Помпадур писала по приказанию короля директору школы chevaux le gers герцогу Шольнесу, что все готово для моего поступления туда и что я могу поступить, когда захочу. Сделав все нужные приготовления, я, дней через 8 или 9, отправился в один из вторников в Версаль вместе с графом Бестужевым; мы обедали у аббата Берни, которому посол сказал, что сам отвезет меня в этот день в школу. Этот аббат был чрезвычайно любезен со мной и сказал мне, что мы оба будем теперь жителями Версаля, и потому он просит меня считать его дом за мой собственный и приходить к нему обедать всегда, когда захочу. По выходе от министра иностранных дел, наш посол сам свез меня в школу, отрекомендовал меня и сдал на руки полковнику Лаберзаку, который был инспектором школы под начальством герцога Шольнеса; затем Бестужев пошел осмотреть назначенное мне помещение. Он нашел его удобным, так как оно состояло из двух комнат, небольшой прихожей и антресолей для прислуги; все это было очень чисто. Посол пробыл несколько минут в этом помещении, сказал мне, что по праздникам и во время вакаций я могу иногда приезжать к нему в Париж, и затем простился со мной очень ласково.

Нетрудно себе представить, как мне было неловко, когда я очутился в среде почти 20 молодых людей и многих офицеров генерального штаба и инспекторов, совершенно мне незнакомых. Но я должен отдать справедливость любезности всей этой Французской знатной молодежи, которая была так предупредительна со мной, что через два дня я уже был там как дома, точно будто я прожил там несколько месяцев. Помещение, занимаемое школой chevaux le gers, было обширно; оно находилось в одной из Версальских улиц, неподалеку от дворца. Король велел скупить для оного много домов и павильонов, которые и были обнесены одной оградой. Действительно, нужно было много места, чтоб поместить 120 воспитанников, офицеров, инспекторов, учителей, директора школы, его помощника, одного майора и около 50 легких кавалеристов, принадлежавших к полку, но не входивших в состав школы; сверх того, там были очень большие комнаты для классов, столовые, больница, манеж и большой пруд, в котором учились плавать. Школа была наполнена молодежью, принадлежавшей к высшему Французскому дворянству; не было во Франции ни одной провинции, которая не прислала бы туда воспитанников, так что, живя там, можно было составить себе понятие о духе различных провинций. Некоторые из воспитанников сохраняли свой провинциальный характер и в школе, как, например, Бретонцы, которые были большею частью горячие головы. Годовая плата была в 4000 ливров; за эти деньги мы имели помещение, освещение, учителей, ежегодно новый мундир, сюртук и мытье белья. Стол был приличный, чистый и хороший; по пятницам и субботам ели постное…

На другой день я отправился в классы. Барабанный бой извещал воспитанников, что настал час занятий. Классы начинались в 7 часов утра; в 10 часов был небольшой перерыв для завтрака, после которого занятия продолжались до половины 1-го; это был час обеда, после которого возобновлялись занятия в классах и продолжались до 7 часов вечера; в 8 часов ужинали. Каждый стол накрывался как для обеда, так и для ужина, на двенадцать приборов, и сверх того ставили тринадцатый прибор для офицера или инспектора, наблюдавшего за тем, чтоб все было прилично и в порядке. В праздничные и воскресные дни, а также по субботам после обеда, занятий в классах не было. Тогда можно было, с разрешения дежурного офицера, отправляться гулять по парку и по окрестностям Версаля или посещать живущих в городе знакомых. Но тот, кто желал отправиться в праздничный день в Париж, должен был просить на это разрешения у директора школы г-на Лаберзака.

По прошествии одной недели моего пребывания в этой школе, я уже понял, что она хороша и может быть полезна для меня, а потому стал заниматься очень усердно. Я сошелся с некоторыми из моих товарищей, общество которых мне всего более нравилось, и нисколько не тяготился моим пребыванием в школе. Я пригласил г-на Арну посещать меня в промежутках между классами и давать мне уроки словесности и литературы, за что, конечно, я платил ему особо… По субботам после обеда, а также в праздничные дни, я иногда ходил слушать Французские комедии, дававшиеся на городском театре, которые были не совсем плохи; а когда погода была хороша, я отправлялся гулять в парк с теми из моих товарищей, с которыми я всего более был дружен; там мы заказывали у швейцара оранжереи ужин. Иногда мы отправлялись в Трианон и обедали там у швейцара и чисто, и дешево… Воспитанники исполняли за отсутствующих служебные обязанности, заключавшиеся в том, что один из этих легких кавалеристов должен был являться во дворец, прежде нежели король отправится к обедне. Там должны были находиться один жандарм, один легкий кавалерист, один мушкетер серый и один черный: это называлось испрашивать приказаний короля. Эти четыре ординарца выстраивались в ряд при проходе короля. Король говорил им: «нет ничего нового», и этим кончалось их дежурство. Я попросил г-на Лаберзака, чтоб и меня назначили в мою очередь на такое дежурство, что чрезвычайно понравилось моим товарищам; мне несколько раз приходилось таким образом дежурить, и король был так добр, что всякий раз говорил мне несколько слов.