Наталья Пушкарёва - Частная жизнь русской женщины XVIII века

Тем не менее участие в танцевальных вечерах стало в восемнадцатом столетии структурным элементом дворянского (особенно столичного) быта, а без «дам» ни один бал, разумеется, не мог состояться. Кроме того, со второй половины XVIII в. все более или менее состоятельные горожанки — и не только дворянки, хотя по преимуществу именно они — стали постоянными посетительницами театров. [20] Екатерина II. Увеселения при дворе (Из «Записок») // Русский быт. Ч. 1. С. 322; «Он вместе с моей матерью охотно посещал театр, оперу и драматические представления…» — вспоминал о своих родителях Н. Вишняков (Вишняков, С. 81). Всего несколько десятилетий назад в придворной «комедийной хоромине» женщины могли смотреть спектакли лишь из специальной ложи с окошком, чтобы быть незаметными присутствующим. [21] См. Берхгольц Ф. В. Придворный театр герцогини Мекленбургской. Комедия в Москве и Петербурге // Русский быт. Ч. 1. С. 143–145, 147, 148; Бассевич. С. 146.

Однако и старые представления о разрешенном и запрещенном давали себя знать: многие «благовоспитанные» барышни в 30-е гг. XVIII в. пытались себя «сохранить от излишнего гулянья» (Н. Б. Долгорукая), «наблюдать честь» [22] Долгорукова. С. 43. — но уже в середине столетия это выглядело анахронизмом. Балы и танцы стали излюбленной формой досуга зажиточной части российского общества — как столичной, так и провинциальной. Описания балов сохранились во многих воспоминаниях русских дворянок — большинство из них, вспоминая молодость, отмечали, что каждый бал таил в себе возможность новых встреч, решения судеб и каждый из них «ожидался с нетерпением» [23] Скалон. С. 356. — особенно молодежью. В Малороссии балы дворянской молодежи часто предварялись дневными пикниками, на которые свозились «ковры, разные фрукты, кислое молоко и чай» и на которые отправлялись «кто в экипаже, кто верхом, кто на лодках». [24] Скалон. С. 359.

Большую роль, нежели столетием раньше, стали играть в дозамужней жизни россиянок свахи — от их участия и умения зачастую зависела женская судьба. Сваху «необходимо нужно было иметь» в особенности купеческим дочкам, поскольку отцы их доверяли в первую очередь именно «сватуньям» («первобытной, миллион раз осмеянной и все-таки очень живучей форме брачной конторы»), а не подсказкам жен, родственниц и самих девушек. [25] Вишняков. С. 50; Полилов. С. 101. Обращение к свахам не было принято в дворянском сословии (хотя, например, М. В. Данилов женился как раз с помощью свахи), но было нормой в среде мещанской и купеческой: «В те времена для сватовства, в особенности у купцов, необходимо нужно было иметь сваху… Но дед сердился, когда являлись устроительницы браков: „Если моим дочерям будет счастье, они сами замуж выйдут, а то в монастыре места много…“» [26] Полилов. С. 41; ср.: «Приходила к маменьке сноха… Вы, Катерина Юльевна, по дорожке с Юлинькой променаж делать будете, а я около жениха постою и ему на вашу невесту укажу… Я готова была заплакать. Меня, как вещь, кому-то будут показывать… Он уставился пристально на меня по указанию свахи…» (Полилова. С. 91).

Умение «знакомить между собой подходящие семьи, которые без этого бы никогда бы не сошлись», держать на примете «подходящих» невест, быть осведомленными об их приданом, добиваться (за скромную плату) согласования сторон — все это отвечало именно женским умениям, женским чертам характера, особым навыкам. В России профессия сватуньи (свахи) была профессией сугубо женской. По обычаю, родители невесты должны были хотя бы раз отказать свахе, отговариваясь тем, что «невеста не доросла до замужества» или что «приданое еще не готово». Иногда сватовство тянулось месяцами, а порой — и «более года», но в этой долговременности был свой резон. Жених и невеста знакомились друг с другом — когда по рассказам, а когда и «вживую», встречались в многолюдных местах и наедине. [27] Вишняков. С. 51; Рабинович. С. 294: Полилов. С. 42; Полилова. С. 90.

В начале XIX в. новые формы времяпрепровождения россиянок, казавшиеся поначалу лишь игрой в европейскую жизнь, постепенно стали нормой. Впрочем, в семейно-бытовом укладе российских аристократов оставалось немало и традиционного, выработанного столетиями.

Венчальный брак в XVIII — начале XIX в. стал основной формой заключения брачных уз в России. Это не означало, конечно, что нецерковные замужества девушек, браки «убегом» и «уводом» исчезли вовсе. Если в центральном районе России «браки уводом или тайком бывали крайне редко», [28] РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 8 (Владимирский уезд). Л. 22об. — 23; Там же. Д. 23 (Меленковский уезд). Л. 20; Там же. Д. 47 (Муромский уезд). Л. 4; Там же. Д. 59 (Шуйский уезд). Л. 3; Д. 1884 (Шуйский уезд). Л. 2. то в среде простецов в отдаленных от центрах сибирских губерниях, где действовали нормы не столько писаного, сколько обычного права, невенчанные замужества и «беглые свадьбы» были весьма частыми. [29] РГИА. Ф. 1290. Оп. 4. Д. 1. Л. 20–20об.; Смирнов А. Очерки семейных отношений по обычному праву русского народа. М., 1878. С. 210–211; Фукс В. О сводных браках в историческом отношении // Этнографический сборник, издаваемый РГО. СПб., 1862. № 5. Обычай «скрадывания девки» символизировал условное нежелание родителей «своими руками» отдавать дочь в чужую семью; у раскольников побег дочери с женихом вообще считался обязательным. При этом далеко не всегда «скрадывание» девушки происходило с ее согласия. [30] См., напр.: РГАДА. Ф.1134. Оп. 1.Д. 4. Л. 127об.