Даниэль Лазар - Ложь Тимоти Снайдера

Другой рубеж был преодолён в мае 1943 г., когда партизаны оставили старую тактику выжженной земли в пользу тактики, основанной на защите крестьянских владений. Вместо того, чтобы сжигать посевы, не давая им попасть в руки немцев, партизаны теперь помогали крестьянам защищаться от немецких отрядов. Теперь партизаны должны были брать под своё крыло женщин, детей и стариков там, где прежде не желали этого делать, потому что эти люди могли их только обременить. Когда один партизан пожаловался: «Мы здесь для того, чтобы воевать против гансов, а не нянчиться с детьми», — его командир ответил:

«Только подонок может говорить такое. Мне стыдно за тебя! По-моему, ты не понимаешь, что такое партизанский долг. Наша главная задача — защита людей, преследуемых фашистами. Сражаться с врагом — значит спасать жизни».

Когда 5-я ленинградская партизанская бригада в конце 1943 г. оказалась в тяжёлом положении, бригадный командир решил защищать местное население, а не сменить место дислокации, что подсказывала обычная партизанская тактика. Один командир описал это решение как

«вопрос принципа: какое впечатление могло это произвести на население? Поэтому мы решили сражаться, и сражаться так, чтобы превратить каждую деревню в оплот партизанской борьбы, оставляя её только в том случае, если находиться там становилось более невозможно».

Советские партизаны на Украине, 1943

Фэй Шульман искренне отзывалась об изъянах, на которых с такой любовью останавливается Снайдер. В своих воспоминаниях она рассказывает о воровстве и пьянстве, о партизанском командире, который чуть не убил её, когда она не приняла его предложение, о едва ли не повсеместном подспудном антисемитизме.

«Так как я была еврейкой, то для того, чтобы ко мне достойно относились, мне приходилось работать вдвое больше, чем нееврейке, — пишет она. — Когда я работала днями и ночами, мне говорили: “Ты не похожа на еврейскую девушку. Ты почти как русская”. Это считалось комплиментом».

Но она всегда отвечала: «“Да, но я еврейка”. Моя работа сиделкой, фотографом и, прежде всего, солдатом, была весомым поводом для того, чтобы держать голову высоко и гордиться собой и своим происхождением».

Конечно, позорно, что Шульман рассматривалась прежде всего с этой стороны. Но ясно и чётко сквозь все её воспоминания проходит безграничная гордость за своё новое призвание и страстная преданность делу, полностью отсутствующие в описании Снайдера:

«Все мы принадлежали к одной бригаде. Мы научились жить вместе, есть вместе, сражаться вместе и выживать вместе. Также нам надо было уживаться друг с другом. Иногда трудно было прожить один день, не говоря уже о годах. Между большинством из нас царили крепкая дружба, сотрудничество, преданность и готовность помочь друг другу.

В лесу отношения налаживались между абсолютно разными людьми. Холод, голод и напряжение делали незнакомцев одной семьёй. Мы были ещё и товарищами по оружию, и все сталкивались с одними и теми же вопросами жизни и смерти. Наши жизни были связаны воедино окружающей опасностью, в которой мы постоянно жили. При этом особая связь существовала между теми из нас, кто пережил одни и те же ужасы под властью нацистов».

«Иногда этот прошлый мир кажется мне намного более реальным, чем настоящий, — добавила она годы спустя. — Я горжусь моим прошлым и теми, кто, как я, смогли устоять перед врагом. То, что вообще были восстания и сопротивление, что двадцать тысяч или более восточноевропейских евреев сражались как партизаны, достигли вершины мужества в истории всего еврейского народа, — не должно быть забыто».

Сложно спорить с такими чувствами, но, согласно концепции Снайдера, Шульман всего лишь способствовала развитию порочного круга «противоестественно согласованных усилий Гитлера и Сталина, каждый из которых игнорировал законы войны и усугублял конфликт за линией фронта». Шульман полагала, что сражается, чтобы сделать мир лучше, но, по Снайдеру, на самом деле она делала его только хуже.

Не имеет значения, что партизаны в контролируемом нацистами приграничье были единственной многонациональной, а значит, единственной способной к установлению хоть какой-то организации в устроенном немецким вторжением всеобщем хаосе силой. Снайдер пребывает вне себя от негодования из-за подавления Советским Союзом Армии Крайовой, Шульман в воспоминаниях описывает пейзаж в стиле Гоббса[4], в котором «еврейские партизаны вынуждены сражаться с множеством спонсируемых нацистами местных крайне антисемитских бандитских групп, везде ищущих евреев,» — не только с «аковцами» (то есть членами АК), но и с бандеровцами (последователями украинского националиста Степана Бандеры), бульбовцами (сторонниками мятежного украинского командира Тараса Боровца-Бульбы) и власовцами (подчинёнными советского генерала-изменника Андрея Власова).