Жорж Дюби - История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

В тех немногочисленных областях, где взору историка предстает более ясная картина, он приходит к выводу, что число привилегированных семейств не возросло на протяжении XI и XII веков, а скорее уменьшилось. Как мне представляется, это произошло в результате того, что семейные отношения стали строиться по примеру отношений между государями, которые основаны на том, что именно государи обладали «честью», публичными функциями. Мы уже видели, что в X веке властная сила государей была неделимой; выпадая из рук предыдущего ее держателя, она полностью передавалась в руки одного единственного наследника, лица мужского пола. Таковым оказывался старший сын или брат. Для предотвращения разрывов применялись строго выверенные стратегии. Глава дома стремился выдать замуж всех дочерей, чтобы благодаря им, или вернее, благодаря их будущим сыновьям, которые должны полюбить его как племянники, завязать полезные связи с другими родами. Но глава дома остерегался того, чтобы каждый юноша заключал законный брак. В такой брак мог вступать лишь один из сыновей, за исключением тех случаев, когда кому-либо из младших братьев не выпадал шанс заполучить в жены наследницу именья, в котором ее супруг мог бы обосноваться. Следование этой осторожной практике позволяло из века в век сохранять единство королевской чести, княжеской чести, которые передавались от поколения к поколению по мужской линии на основе единонаследия. Властные функции шателена также представлялись честью. И поэтому тогда, когда обязанности по руководительству народом раздробились и распределились по замкам, на замковую округу, оберегая ее целостность, распространились обыкновения; схожие с теми, что были описаны выше. Такие обычаи утверждаются и в домах воинов, которые в качестве держателей фьефов исполняют публичные функции, и мало-помалу — среди воинов, охраняющих дом господина, после того как последний обустраивает их в своем владении. Когда каноник Ламберт из Ватрело рисует в конце XII века свое генеалогическое древо, то основателем рода называет прапрадядю, который являлся воином в епископском доме; и этот воин в самом деле основал свой род, получив от патрона в пользование часть его домена.

Обычаи, ограничивавшие возможности мужчин иметь законное потомство, посеяли в знатных родах семена опасного беспокойства. Брачные отношения большинства зрелых мужчин становились незаконными, умножая таким образом число бастардов. Но не побочные дети были главными возмутителями спокойствия. Большая часть бастардов выучивалась военному ремеслу, и, может быть, они лучше своих братьев, рожденных в законном браке, были приспособлены к жизни в семейном кругу, ничего не наследовали и оставались жить в доме. А законные сыновья и племянники обычно покидали этот дом, вступив в отроческий возраст. Подобно сюзеренам раннего Средневековья, «питавшим» сыновей их верных людей в годы ученичества, подобно князьям, принимавшим в свой двор отпрысков сиров из замков-сателлитов, эти последние брали на такое лее обеспечение мальчиков, родившихся в усадьбах «местных воинов». Такая система воспитания порождала одновременно и порядок, и беспорядок. Получив в свои руки оружие, младшие дети не возвращались к родительскому очагу, но оставались в отряде их приемного отца, стараясь верно служить ему в надежде получить из его рук самый драгоценный дар — супругу и землю для обустройства. Патрон же хотел, чтобы его постоянно и в большом количестве окружали «молодые». Их присутствие служило залогом его силы и его славы. Но одновременно эта многочисленная «молодежь» втягивала его в схватки. Она являлась поэтому мощным источником

беспокойства. Слишком большие отряды молодых воинов, отличающихся непостоянством, непомерными требованиями, рвущихся в бой, стремящихся к грабительским набегам, представляют серьезную угрозу миру, который их предводители должны были обеспечивать. Политическая система, установившаяся в ходе кризиса, поразившего Рауля Безбородого, стала источником беспорядка в военной области, который трудно было обуздать. Однако эта система все же имела одно достоинство — она позволяла сдерживать другие силы, столь же взрывоопасные, таившиеся в крестьянстве, рост которого ничем не ограничивался, в отличие от закрытого общества воинов, рыцарей, где такому росту ставила пределы родовая дисциплина.

В глазах людей Церкви, составлявших грамоты в XI веке, структура общества мирян представлялась очень простой. Оно делится на две группы. С одной стороны, военные, служилые люди, milites — этим латинским словом передается слово из простонародной речи chevalier (рыцарь); с другой стороны, rustici — селяне, люди, работающие на полях. Они находятся под началом замка. Ему подчиняются все, будь то вилланы, постоянно живущие в этих местах, родившиеся здесь, или же пришлые люди, принимаемые в качестве «гостей», которые после своего прибытия обязаны «довериться» сиру, совершая ритуальные жесты (историк плохо в них разбирается), либо «чужаки», то есть прохожие люди, которые на время пребывания в округе подпадают под покровительство того, кто здесь управляет. Таких людей называют также «бедными», ибо они уязвимы, неспособны сами себя защитить. По отношению к ним хозяин замка должен, как и король, выполнять двойную миссию. Он обязан брать их под свою охрану, в частности обеспечивать «проход» тех, кто пересекает округу, защищать их от местных жителей, готовых все отобрать у путников. Сир должен мстить за бедных людей, если те оказываются жертвами преступления, карать за убийство, за воровство, за похищение людей, за поджог, за прелюбодеяние. Мщение в таких случаях происходит публично, ибо подобные преступления чернят сообщество. Отнюдь не требуется жалоба («вопль») тех, на кого покусились, чтобы виновный стал объектом телесного наказания, был выставлен у позорного столба, подвергся бичеванию или казни через отсечение части тела, повешению. От такого «высокого» правосудия, полномочного выносить смертные приговоры и называемого «кровным» правосудием, не ускользают члены тех семей, жилища которых обороняют поставленные вокруг них рыцари.