В обмен на безопасность, которую обеспечивает хозяин замка, он выдвигает свои требования. Во-первых, он, как и король, ждет помощи для выполнения своих функций. От крепких вилланов (теоретически они безоружны и фактически не носят меч, не садятся на коня, но они владеют другими видами оружия, отнюдь не безобидного; знать живет в страхе перед народными мятежами) он требует сопровождения в пешем строю конных отрядов во время наступательных действий. Но прежде всего сир рассчитывает на участие вилланов в оборонительных работах — на их руки, физическую силу. Именно крестьяне выкапывают рвы, насыпают валы, рубят лес для палисадов и ставят их. Подсчитано, что для сооружения небольшого «форта» 50 человек должны были трудиться в течение 40 дней. Иногда же необходимость заставляла строить оборонительные сооружения гораздо быстрее — за три дня, как повествует история графов Ангулемских; тогда были мобилизованы 700 землекопов, все мужское население охраняемой территории. Именно люди из деревень, разрушая замковые ограждения, помогли Людовику VI сбить спесь с порочных сеньоров. В этом случае чернь совершала богоугодное деяние, благословляемое свыше. Но другие свидетельства заставляют думать, что этим людям чаще всего в сражениях военачальники поручали грязные дела. Во всех хрониках на вилланов возлагается ответственность за гнусные насилия, осуждаемые рыцарской моралью. Если верить придворному летописцу сеньоров Амбуаза, именно крестьяне, мобилизованные для сопровождения отряда воинов, в одной из стычек отрубили голову неприятелю шателену, хотя этот несчастный находился в родстве с названными сеньорами. Наконец, окрестных жителей заставляли нести дозорную службу в башне. В июне, июле и августе защиту замка в Вандоме должны были обеспечивать жители «бурга». Не потому ли было создано столько таких городков, что сеньоры хотели собрать в нескольких выбранных ими точках бойцов из простолюдинов, обязанных подключаться к военным действиям или- же поддерживать их, отдавая сиру часть денег, заработанных на рынке?
В самом деле, первейшим долгом обитателей хижин было снабжение хозяев замка. Поставки назывались двумя словами: ex actio , не имевшее тогда пренебрежительного оттенка, обозначало «сбор», «изъятие»; consuetudo — «кутюм», «обычай». Второй термин получает распространение при приближении к тысячному году. В сохранившихся записях, особенно в королевских грамотах, которыми жаловали церковные учреждения и которые подтверждали их привилегии, этот термин встречается большей частью при перечислении льгот, получаемых церквами. Они с успехом добиваются отмены некоторых повинностей, лежавших на людях, которые, как считали эти церкви, им принадлежат. В таких случаях обычаи признавались «дурными» или, что имело тот же смысл, «новыми». Не будем сразу же считать их несправедливыми. Прежде всего очевидно то, что, требуя отмены некоторых сборов, взимаемых другими лицами, епископы, каноники намеревались сами получать такие сборы. Часто церковные учреждения имели свои башни с отрядами воинов. Епископы и каноники хотели бы на законных основаниях облагать поборами крестьян на территориях, находившихся под защитой этих башен, жителей церковных доменов, льготы для которых духовенству удавалось сохранить, наконец, людей, находившихся в зависимости от их «семей». При этом содержание поборов не менялось, иногда тяжесть их увеличивалась, в любом случае они собирались более регулярно, ибо церковные сеньории управлялись более разумно.
В самом деле, признание некоторых обычаев «дурными» подразумевало, что существуют и «добрые» обычаи. Само употребляемое для их обозначения слово предполагало согласие людей, с которых взимались сборы, и которые сохраняли память о справедливых обыкновениях. Справедливых потому, что в обмен эти люди получали определенные выгоды. Утверждавшуюся сеньориальную налоговую систему характеризовало равновесие, которое устанавливалось благодаря непрекращавшемуся противоборству между алчностью управителей и сопротивлением управляемых, способностью последних удовлетворять требования их покровителя («испрашивания», как тогда говорили), не оказываясь раздавленными. Анахроничным было бы осмысление сеньории в понятиях угнетения. Нельзя забывать, что в обмен на свой вклад ее подопечные получали выгоды, сравнимые с теми, которых мы ожидаем от современного государства.
Наконец, система изъятий не была создана на пустом месте. Она явилась продолжением той системы, которая с самых древнейших времен поддерживала государство. Во времена поздней Римской империи «публичные персоны» и сопровождавшие их лица, совершая официальные поездки, имели право на кров и на стол в тех домах, хозяева которых извлекали пользу от этих поездок. Таким образом, в XI, XII веке сир следовал уважаемым традициям, когда он вместе со своими рыцарями, с их лошадьми останавливался на день-другой в крестьянской усадьбе или в городском доме. Это право на «кров», на «приют», на «постой», каким бы стеснительным, разорительным для домохозяев оно ни было, признавалось ими в силу традиции. И возможно, что в те времена предоставление крова являлось единственной формой участия в поддержании общественного спокойствия, которое требовалось от домашних очагов в округе. В позднеримской Империи пользователи дорогами, мостами, водными путями, рынками покупали у тех, кто от имени государства обеспечивал безопасность их передвижения, необходимый для совершения сделок мир, гарантии доброго к ним отношения. Преемниками сборов, которыми облагались перевозимые товары, естественно стали дорожные (или мостовые) пошлины.
Читать дальше