Серена Витале - Черная речка. До и после - К истории дуэли Пушкина

Поздравляю вас с тем, что барон Мюллер уехал из Баден-Бадена, я так и думал, что он в конце концов сделается для вас несносен. Я не хотел этого писать в последнем письме (к чему разрушать зарождающуюся иллюзию), но, по-моему, этот человек вызывает отвращение своей низостью, и что бы там ни говорил отец, мэром Кольмара он перестал быть отнюдь не по своему желанию, ведь он совершил чересчур много подлостей, чтобы сохранить за собой этот пост.

Вы не пишете, как нашли мадам Шане. В девицах она была очень мила, хотелось бы знать, изменилась ли она теперь. Что до её мужа, он отличный малый. Право же, мне весьма занятно, когда вы рассказываете обо всех моих знакомых. Господи, мне представляется, будто это сон! Как мы посудачим обо всём, когда вы возвратитесь.

Едва не забыл сообщить о своём здоровье. Иногда я посещаю Задлера, но последнее время я слишком много бывал на воздухе, так что не мог продолжать лечение, начатое до вашего отъезда, теперь же начну его снова, ведь эти чёртовы судороги всё ещё не оставили меня в покое, хоть и случаются сейчас много реже, чем в прошлом году. Во всяком случае не беспокойтесь, мне ещё вполне достанет сил, когда вы возвратитесь в Петербург, чтобы сжать вас в объятиях, да так, что вы застонете.

Прощайте, драгоценный друг, наилучшие пожелания всем моим знакомым, ответьте же мне поскорее.

Сердечно обнимаю вас,

Ж.Дантес

NB. Обнимите отца и брата, как только их увидите.

Pétersbourg, le 11 Août 1835

Je ne sais vraiment à quoi [l']attribuer, mais il y a comme un sort sur notre correspondance car jamais, mon cher ami, je n'ai moins mérité le reproche que vous m'avez adressé sur mon peu d'empressement à vous faire plaisir , comme vous dites si aimablement; outre la lettre que Bray a gardée je ne sais combien de temps en poche, je vous en ai adressé deux à la Haye. Vous voyez donc que de ce côté, je suis blanc comme neige; ce que je vous dis là, ce n'est pas que je veuille compter les lettres avec vous, mais il me serait pénible de croire que vous vous imaginez qu'il me faut faire un effort pour vous écrire, et je vous entends dire d'ici: c'est un bon garçon, je sais qu'il m'aime, mais il est d'une paresse affreuse pour me l'écrire; Dieu m'est témoin que je n'ai pas de plus grand plaisir que de vous écrire, de vous parler de vous, de moi, enfin de tout ce qui nous intéresse également, mais quelquefois mes lettres sont tellement petites que j'ai vraiment [mauvaise] conscience de vous les envoyer, alors j'attends que j'aie quelques commérages à vous faire sur les bons habitants de Pétersbourg pour vous amuser un peu.

Vous voilà donc à Soulz. Comme ils doivent être heureux de vous posséder, et si vous ne vous y amusez pas, ce que je crains, pensez que vous y faites des contents et je sais que cela vous suffira pour rester le plus longtemps possible. Comme je suis curieux de votre première lettre! Comme j'attends avec impatience les détails que vous me donnerez sur les premiers jours que vous aurez passés au milieu des miens qui vous aiment presque autant que moi si c'était possible. Comment voulez-vous que cela soit autrement: votre première idée est partout pour moi, vous m'écrivez souvent chaque fois deux lignes de vous, puis le reste ce sont les détails de toutes les peines que vous vous donnez pour moi; eh bien, on ne veut pas que vous me donniez votre fortune avant 50 ans révolus. Voilà-t-il un bien grand malheur; la loi a raison, pourquoi ai-je besoin d'écrits et papiers et d'assurances, j'ai votre amitié qui durera bien, j'espère, jusqu'à ce que vous ayez cinquante ans, et cela suffit mieux que tous les papiers du monde. Et puis l'on dit dans les journaux que le choléra a cessé presque entièrement en Italie, vous y irez peut-être, les yeux y sont bien grands et bien noirs, et vous avez le cœur sensible, alors…

[il manque la fin de la lettre]

Петербург, 11 августа 1835

Я, право же, не знаю, с чем это связано, но на нашей переписке словно заклятие лежит, ибо никогда, мой друг, я не заслуживал менее вашего упрёка в том, что не спешу, как вы любезно говорите, доставить вам удовольствие; кроме письма, которое Брей невесть сколько протаскал в кармане, я отправил вам ещё два в Гаагу. Как видите, тут я чист, как снег; говорю об этом не к тому, чтобы считаться с вами письмами, просто мне было бы горько думать, что вы полагаете, будто мне приходится принуждать себя писать вам, и я отсюда слышу, как вы говорите: это славный мальчик, я знаю, что он меня любит, но писать мне он ужасно ленится; Бог свидетель, что для меня нет большего удовольствия, чем писать вам, говорить с вами о вас, о себе, наконец, обо всём, что нам одинаково интересно, но порой мои письма так коротки, что мне совестно их отсылать, тогда я ожидаю, пока не узнаю для вас каких-нибудь толков и слухов о славных обитателях Петербурга, чтобы немного вас позабавить.

Итак, вы в Сульце. До чего они должны быть счастливы заполучить вас, а если вы там скучаете, чего я опасаюсь, то подумайте, как они довольны, и я уверен, что вам будет достаточно этого, чтобы задержаться как можно дольше. С каким любопытством жду я от вас первого письма! Как мне не терпится узнать все подробности о первых днях, проведённых вами среди моих родных, которые любят вас почти так же, как я, если только это возможно. Да и как могло бы быть иначе: ведь первая ваша мысль всегда обращена ко мне, о себе вы нередко пишете лишь пару строк, а всё остальное посвящено заботам обо мне. Итак, вам не позволяют передать мне своё состояние, пока вам не исполнится 50 лет [57] В описываемое время Геккерену 42 года: род. 28 ноября 1792 г. Дело в том, что по нидерландским законам усыновителем великовозрастного юноши, каковым был Дантес, мог быть человек не моложе пятидесяти лет. Геккерен и Дантес сделают всё, чтобы обойти это положение. Об этом см. в Приложении Ф. Суассо. . Вот уж великая беда: закон прав, к чему мне расписки, бумаги и документальные заверения, у меня есть ваша дружба, и, надеюсь, она продлится до вашего пятидесятилетия, а это дороже, чем все бумаги в мире. К тому же, в газетах пишут, что холера в Италии уже почти прошла, может быть, вы поедете туда, ведь итальянские глаза такие огромные, такие чёрные, а сердце у вас чувствительное, так что…