С сегодняшнего дня мы перешли от Гудериана [в армию] к Клюге. Нас это радует, поскольку ранее командование не было четким и добротным. […]
Письмо жене, [Ахлебинино] 19–20 декабря 1941 г.
BArch. N 265/155. BL 161
19 декабря 1941 г. Вечер.
Ситуация у нас тут накаляется. Положение меняется ежечасно. Что было верно только что, через час уже ложно. Все, кто видит наши дела, понимают, что нас спасет только чудо. Дарует ли нам Господь таковое — этого я не знаю. И войска, и мы [штабисты, руководящие офицеры. — О. Б., И. П.] сделали всё, что только было в человеческих силах, чтобы выправить ситуацию. Но не в нашей власти изменить ее без сторонней помощи. Надо смотреть правде в глаза.
20 декабря. Сегодняшний день опять принес лишь ухудшение ситуации. Становится всё более и более ясно, что нас постепенно окружают. Мы стоим полукругом юго–восточнее Калуги, и противник обходит наши фланги. Резервов для их обороны у нас не имеется. Все просьбы, все запросы наверх остаются без ответа. Похоже, так или эдак мы попадем в руки русских. Сегодня Браухич ушел с поста главнокомандующего сухопутными войсками, фюрер сам теперь будет командовать. Но и он не сможет перевернуть ситуацию в нашу пользу.
До глубины души я опечален тем, что Хартмуту пришлось ехать на фронт в этот момент. Но так было угодно Господу, мы должны это принять.
В будущем будет много вопросов относительно причин столь внезапного поворота, который сбросил нас с высочайшей, казалось, вершины в самую пропасть.
Русского совершенно недооценили. 3 декабря группа армий передала телеграмму, что, мол, осталось в последний раз напрячься и противник будет сломлен. Резервов у него больше не осталось. Зато у него еще осталась сибирская армия, у него остались бесконечные пополнения, которые снова и снова вливаются в его потрепанные войска. У нас же с конца июня почти не было пополнений, с октября больше нечего было есть, поэтому пришлось снабжать себя самим с окружающей территории — в случае если что–то удавалось найти. Наши части давно потеряли своих лучших командиров и солдат, и они стояли посреди русской зимы, не имея должного зимнего обмундирования. Приходится лишь изумляться, чего же достигли эти вымотанные, малочисленные, завшивленные и обессиленные люди. Так–то. Теперь русские массы их попросту окружат и раздавят. Пиф–паф тут зайчику и конец.
21 декабря 1941 г. XXXXIII армейский корпус наконец получил разрешение отойти к Калуге с целью удержать северо–западный коридор для отступления. Город удавалось удерживать до 30 декабря 1941 г., после чего корпусу пришлось отойти в направлении Юхнова.
Письмо жене, [Калуга] 22 декабря 1941 г.
BArch. N 265/155. BL 165f.
У меня есть возможность отправить тебе это письмо с курьером. Не знаю, когда до тебя дойдут мои письма за последние дни, отправленные полевой почтой.
Где–то 8 или 9 декабря русский начал свою контратаку под Тулой. Экипированный шикарной зимней формой, он пробил большие дыры в нашем фронте. Хотя мы и видели нависающую угрозу окружения, сверху нам постоянно приказывали держаться. В окружении держаться бы не вышло, поэтому пришлось отступить. Отходили по снегу и льду прямо как Наполеон в свое время. Схожими были и потери. Апатия среди личного состава ширится. Состояние войск нельзя назвать иначе как плачевным.
И вновь я нахожусь в той точке, где русский давит сильнее всего. По сути, мы уже полностью окружены. Вчера ситуация была безнадежной. Мы ожидали скорый конец в котле. В самый последний момент Клюге дал разрешение на новый отход. Так наше существование было еще немного продлено. Лишь Бог знает, чем всё закончится. Мы должны вверить всё в Его руки.
Приказы удерживать позиции, демонстрирующие непонимание реальной ситуации, вероятно, исходят с самого верха. Сначала, чтобы втянуть Японию в войну, теперь, чтобы не бросить ее на произвол судьбы, нельзя признавать неудачи. Чтобы их избежать, нам нужно устоять. Это означает скверный конец. Последствия будут куда как хуже, чем если бы мы сейчас отошли на 200 километров. День за днем решение оттягивается, что противник использует в свою пользу и что ухудшает наше положение.
Качели сложившейся ситуации уже просто невыносимы. Уже десять дней я вижу надвигающуюся погибель, кричу, умоляю. Получаешь приказы, которые просто невыполнимы. Висишь над пропастью на волоске. Ничто не помогает, сверху ничего не видят. Последствия непредсказуемы.
Теоретически я мог бы избежать катастрофы, что уготована моему корпусу. Мне надо было отступить на 30 километров. Но это было запрещено командованием армии. Кроме того, это означало бы отступить с наших жалких позиций в голый снег. Войска, находящиеся в прискорбном состоянии, ни в коем случае этого не желали.
Читать дальше