Приятно жилось в это время. Баронесса приходила ко мне по утрам: она держала корректуру «Северных Цветов». Мы иногда вместе подшучивали над бедным Сомовым, переменяя заглавия у стихов Пушкина, [353] напр.: «Кобылица молодая» мы поставили «Мадригал такой-то…» Никто не сердился, а всем было весело. Потом мы занимались итальянским языком, а к обеду являлись к мужу. Дельвиг занимался в маленьком полусветлом кабинете, где и случилось несчастие с песнями Беранже, внушившее эти стихи:
Хвостова кипа тут лежала,
А Беранже не уцелел:
За то его собака съела,
Что в песнях он собаку съел (bis).
Эти стихи, в числе прочих, пелись хором по вечерам. Пока барон был в Харькове, мы переписывались с его женой, и она мне прислала из Курска экспромт барона:
Я в Курске, милые друзья,
И в Полторацкого таверне
Живее вспоминаю я
О деве Лизе, даме Керне! [354]
Я вспомнила ещё стихи, сообщённые мне женою барона Дельвига и сложенные когда-то вместе с Баратынским.
Там, где Семёновский полк,
В пятой роте, в домике низком
Жил поэт Баратынский
С Дельвигом, тоже поэтом.
Тихо жили они, за квартиру платили немного,
В лавочку были должны, дома обедали редко.
Часто, когда покрывалось небо осеннею тучей,
Шли они в дождик пешком в панталонах трикотовых
тонких,
Руки спрятав в карман (перчаток они не имели),
Шли и твердили шутя: какое в Россиянах чувство! [355]
А вот ещё стихи барона: пародия на «Смальгольмского Барона», переведённого Жуковским.
До рассвета поднявшись извозчика взял
Александр Ефимыч с Песков
И без отдыха гнал от Песков чрез канал
В жёлтый дом, где живёт Бирюков.
Не с Цертелевым он совокупно спешил
На журнальную битву вдвоём;
Не с романтиками переведаться мнил
За баллады, сонеты путём,
Но во фраке был он, был тот фрак заношен,
Какой цветом, — нельзя распознать,
Оттопырен карман, — в нём торчит, как чурбан,
Двадцатифунтовая тетрадь.
Его конь опенен, его Ванька хмелен
И согласно хмелен с седоком.
Бирюкова он дома в тот день не застал:
Он с Красовским в цензуре сидел,
Где на Олина грозно Фон Поль напирал,
Где . . . . . . . . . улыбаясь глядел.
Но изорван был фрак, на манишке табак,
Ерофеичем весь он облит;
Не в журнальном бою, но в питейном дому
Был квартальным он больно побит.
Соскочивши на Конной с саней у столба,
Притаяся у будки, он стал
И три раза он крикнул Бориса раба,—
Из харчевни Борис прибежал.
«Подойди ко мне, Борька, мой трагик смешной,
И присядь ты на брюхо моё:
Ты скотина, но право скотина лихой,
И скотство по нутру мне твоё».
. . . . . . . . . . . . . . . . [356]
Вскоре после того, как мы читали эту прекрасную пародию, барон Дельвиг ехал куда-то с женой в санках через Конную площадь; подъежая к будке, он сказал ей очень серьёзно: «Вот, на самом этом месте соскочил с саней Александр Ефимыч с Песков, и у этой самой будки крикнул Бориса Федорова». Мы очень смеялись этому точному указанию исторической местности. Он всегда шутил очень серьёзно, а когда повторял любимое слово « Забавно », это значило, что речь идёт о чём-нибудь совсем не забавном, а или грустном, или же досадном для него. Мне очень памятна его манера серьёзно шутить, между прочим по следующему случаю: один молодой человек преследовал нас с Софьей Михаиловной насмешками за то, что мы смеёмся, повторяя часто фразу из романа Поль-де-Кока, которая ему вовсе не казалась смешною. Нам стоило только повторить эту фразу, чтобы неудержимо долго хохотать. Эта фраза была одного бедного молодого человека (разбогатевшего потом) и взята из романа La maison Blanche. Молодой человек в затруднении перед балом, куда приглашён школьным товарищем, знатным молодым человеком; весь его туалет собран в полном комплекте, не достаёт только шёлковых чулков, без которых невозможно обойтись; у него были одни, почти новые , да он ими ссудил свою возлюбленную гризетку, швею в модном магазине. Она пришла на помощь, чтобы завить волосы своему приятелю, но увы, относительно чулков объявила, что чулки эти, данные ей взаймы, она тоже дала взаймы своей подруге, которая в свою очередь ссудила ими своего друга , а друг этот награждён от природы огромнейшими mollets [357]и потому, надев их раз, так изувечил, что они больше никому не могут годиться. Она кончила свою речь философическим замечанием своему Robineau: «Est-ce qu’on a jamais eu un amant qui Vous redemande ce qu’il Vous a prêté? » [358]На это г-н Робино возразил комическим тоном, чуть не плача: «Quand on n’a que quinze cent livres de rente, on ne nage pas dans les bas de soie!» [359]
Читать дальше