Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Коснувшись светлых воспоминаний о Веневитинове, я не могу воздержаться, чтобы не выписать стихов Дельвига, написанных на смерть его в моём чёрном альбоме, рядом с портретом Веневитинова: они напоминают прекрасную душу так рано оставившего нас поэта.

Зимой 1828 года Пушкин писал Полтаву и, полный её поэтических образов и гармонических стихов, часто входил ко мне в комнату, повторяя последний написанный им стих; так он раз вошёл, громко произнося:

Он это делал, всегда, когда его занимал какой-нибудь стих, удавшийся ему, или почему нибудь запавший ему в душу. [330] Он, например, в Тригорском беспрерывно повторял:

Посещая меня, он рассказывал иногда о своих беседах с друзьями и однажды, встретив у меня Дельвига с женою, передал свой разговор с Крыловым, во время которого, между прочим, был спор о том, можно ли сказать: «бывывало»? Кто-то заметил, что можно даже сказать «бывывывало». — «Очень можно, — проговорил Крылов, — да только этого и трезвому не выговорить!»

Рассказав это, Пушкин много шутил. Во время этих шуток ему попался под руку мой альбом — совершенный слепок с того уездной барышни альбома, который описал Пушкин в Онегине, и он стал в нём переводить французские стихи на русский язык и русские на французский.

В альбоме было написано:

Пушкин перевёл:

Под какими-то весьма плохими стихами было подписано: «Ecrit dans mon exil». Пушкин приписал:

Дмитрий Николаевич Барков написал одни всем известные стихи не совсем правильно, и Пушкин, вместо перевода, написал следующее:

Так несколько часов было проведено среди самых живых шуток, и я никогда не забуду его игривой весёлости, его детского смеха, которым оглашались в тот день мои комнаты. В подобном расположении духа, он раз пришёл ко мне и, застав меня за письмом к меньшой сестре моей в Малороссию, приписал в нём:

В этот самый день я восхищалась чтением его Цыган в Тригорском и сказала: «Вам бы следовало, однако ж, подарить мне экземпляр Цыган в воспоминание того, что вы их мне читали». Он прислал их в тот же день с надписью на обёртке всеми буквами: «Её превосходительству А. П. Керн от господина Пушкина, усердного её почитателя. Трактир Демут № 10». Несколько дней спустя, он приехал ко мне вечером и, усевшись на маленькой скамеечке (которая хранится у меня, как святыня), написал на какой-то записке:

Писавши эти стихи и напевая их своим звучным голосом, он при стихе:

заметил, смеясь: «Разумеется с левой, потому что ехал назад». [332]

Это посещение, как и многие другие, полно было шуток и поэтических разговоров.

В это время он очень усердно ухаживал за одной особой, к которой были написаны стихи: «Город пышный, город бедный» и «Пред ней, задумавшись, стою». Несмотря, однако ж, на чувство, которое проглядывает в этих прелестных стихах, он никогда не говорил об ней с нежностью и однажды, рассуждая о маленьких ножках, сказал: «Вот, например, у ней вот какие маленькие ножки, да чорт ли в них». — В другой раз, разговаривая со мною, он сказал: «Сегодня Крылов просил, чтобы я написал что-нибудь в её альбом». «А вы что сказали?» спросила я. «А я сказал: Ого!» В таком роде он часто выражался о предмете своих воздыханий. [333]— Когда Дельвиг с женою уехали в Харьков, я с отцом и сестрою перешла на их квартиру. Пушкин заходил к нам узнавать о них и раз поручил мне переслать стихи к Дельвигу, говоря: «Да смотрите, сами не читайте, и не заглядывайте».