Натан Эйдельман - Твой восемнадцатый век; Прекрасен наш союз…

[Постой, любезный читатель: Алманзор идёт заглохшей тропою средь смежных с небом гор, в пустыне. Автор позабыл, что пустыня не есть горы, это маленькая вольность, прости ему.]

[Вот красоты, если ты не восхитился, то у тебя холодно как лёд в сердце: «рёв усыпился» так и «стук падущих вод» — два выражения совершенно поэтические. Говорится «гул несётся», а не «гул несёт», но на это истинный гений не смотрит.]

По всей видимости, это разбор каких-то сочинений Кюхельбекера: Кюхля — по-прежнему одна из главных мишеней, вместе с Мясожоровым.

«На этих днях произошла величайшая борьба между двумя монархиями.— Тебе известно, что в соседстве у нас находится длинная полоса земли, называемая Бехелькюкериада, производящая великий торг мерзейскими стихами и, что ещё страшнее, имеющая страшнейшую артиллерию. В соседстве сей монархии находилось государство, называемое Осло-Доясомев [42] Перестановка букв в фамилии Мясоедов. , которое известно по значительному торгу лорнетами, париками, цепочками, честьми и проч. и проч. Последняя монархия, желая унизить первую, напала с великим криком на провинцию Бехелькюкериады, называемую глухое ухо, которая была разграблена; но за то сия последняя отмстила ужаснейшим образом: она преследовала неприятеля и, несмотря на все усилия королевства Рейема [43] Гувернёр Мейер. , разбила совершенно при местечках Щек, Спин и проч. и проч.».

Издатель Данзас, жалуясь, что ему не присылают материалов, угрожает:

«Если же для будущего нумера вы мне ничего не пришлёте стихотворного или прозаического, если же ваши Карамзины не развернутся и не дадут мне каких-нибудь смешных разговоров, то я сделаю вам такую штуку, от которой вы нескоро отделаетесь. Подумайте.— Он не будет издавать журнала?..— Хуже!.. Он натрёт ядом листочки Лицейского мудреца?..— Вы почти угадали: я подарю вас усыпительною балладою г-на Гезеля!! [44] То есть Кюхельбекера. »

Стихи, эпиграммы, рассказы «О Наполеоне», изящная словесность, карикатуры, «национальные песни», снова — Кюхля, «Исповедь Мясожорова»… Но среди невинных острот одна вполне на уровне эпиграммы «Двум Александрам Павловичам». Безымянный автор (возможно, Илличевский) поместил в «Мудреце» свою идиллию «Арист и Глупон», где Глупон горюет, что никак не увидит странствующего по свету царя. Трудно не узнать Александра I, который годами заседает за границей «в конгрессах» Священного союза, кого Пушкин через несколько лет назовёт «кочующий деспот».

Что же отвечает Глупону Арист?

Прокофий был одним из лицейских дядек…

Пушкин в «Лицейском мудреце» не участвует, но он один из главных читателей (самый главный, естественно,— «цензор Дельвиг») — и позже захочет напомнить всепрощающему Кюхле «и плески мирной славы, И критики лицейских мудрецов…».

Когда стало известно о приезде в лицей Державина, учитель словесности Галич уговорил, даже заставил, Пушкина написать стихи, достойные прочтения пред великим стариком. А за несколько дней до экзамена министр Разумовский потребовал, чтобы при нём провели «репетицию», и там-то Пушкин прочёл «Воспоминания в Царском Селе» первый раз.

Итак, гости съезжаются: важные генералы, официальные лица, родственники лицеистов (в их числе Сергей Львович Пушкин)…