Алексей Валеров - Новгород и Псков - Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Историография, посвященная новгородско-псковскому церковному конфликту 1331 г., достаточно обширна. Этому вопросу уделяли внимание как историки прошлого столетия, так и современные исследователи. В частности, было отмечено, что стремление Пскова к политическому обособлению от Новгорода соединялось с попытками псковичей добиться самостоятельности и в решении церковных вопросов. Большинство авторов указывало на поддержку в этом Пскова со стороны Литвы, что встречало естественное противодействие Новгорода и Московского княжества [1003]. Наиболее подробно выводы предшественников представлены в новейшей работе Мацуки Ейзо, которую, кроме того, отмечает наличие источниковедческого анализа известий Новгородской Первой младшего извода и Новгородской Четвертой летописей [1004]. Ряд предположений японского исследователя заслуживает внимания.

Из летописей известно, что в 1331 г. к митрополиту Феогносту на Волынь отправился для поставления не только избранный новгородский владыка Василий Калика, но и претендент на независимую от Новгорода псковскую епископскую кафедру некий Арсений [1005]. Мацуки Ейзо справедливо полагает, что «как Новгород, постоянно добиваясь большей независимости своей церкви от митрополита, так и Псков таким же образом пытался обрести окончательную самостоятельность от Новгорода», которую в политическом отношении он завоевал уже с XII в., в чем автор статьи соглашается с мнением В.Л. Янина [1006]. В отличие от Новгородской Первой летописи младшего извода, Новгородская Четвертая летопись дополнительно сообщает, что во время поездки на Волынь Василий Калика был задержан в Литве великим князем Гедимином, который принудил его подписать договор о поступлении на службу Новгороду Наримонта Гедиминовича на условиях передачи ему части новгородских владений [1007]. Отсутствие данных сведений в Новгородской Первой летописи младшего извода и соответствующая фразеология Новгородской Четвертой летописи привели Мацуки Ейзо к выводу о том, что это было сделано «из политических соображений в угоду московскому князю Ивану Калите», которому было невыгодно Новгородско-Литовское сближение [1008]. Японский исследователь развил интересное предположение Дж. Феннела о том, что между Василием и Гедимином было достигнуто соглашение не только относительно Наримонта, но и по вопросу провозглашения в Пскове собственной епископии, на что Калика «дал согласие против своей воли, но потом во время переговоров во Владимире Волынском нарушил слово и вместе с Феогностом отверг предложение Пскова об отделении епархии» [1009]. Подобная гипотеза имеет под собой основания, так как давние связи Пскова с Литвой хорошо известны, а из летописей можно узнать, что псковский претендент в епископы Арсений ехал не только от имени псковичей, но и от имени литовского князя [1010].

В данной связи крайне интересным представляется сообщение, содержащееся в Псковской Третьей летописи. Под 6838 г. в ней говорится, что «владыка Василеи быль во Пскове на свои подъездъ» [1011]. Учитывая, что избрание Василия состоялось, согласно Новгородской Первой летописи младшего извода, в январе 6838 г., его поездка во Псков могла случиться в январе или феврале 1331 г., то есть еще до того, как Калика отправился на поставление к Феогносту. Возможно, во время «подъезда» Василий заручился поддержкой псковичей, а в обмен вполне мог дать обещание не препятствовать миссии Арсения. Ввиду сказанного полагаем, в отличие от Мацуки Ейзо, что во время переговоров с Гедимином Василий действовал не только по принуждению литовского великого князя, но и с учетом достигнутой ранее договоренности с псковичами. Однако, как известно, своего слова он не сдержал.

Отказом Василия Калики от данного им обещания объясняет Мацуки Ейзо сообщение Новгородской Четвертой летописи о том, что во время возвращения новгородского посольства с Волыни по приказу Гедимина его брат Федор, киевский князь, пытался захватить Калику и его слуг, в результате чего, «боясь мести Литвы, он отправился домой кружным путем» [1012]. Этот эпизод оказался опущен в Новгородской Первой летописи младшего извода по причине того, что при составлении записей «в НПЛ Василий скрыл существование договора, заключенного с Гедимином, и все события, имевшие к нему отношение» [1013]. Это делалось с целью окончательно не испортить отношения Новгорода с Москвой. Что касается личности загадочного Арсения, то Мацуки Ейзо вслед за С. Роуэллом полагает, что за ним скрывался один из соперников Василия во время выборов новгородского архиепископа в 1331 г., поскольку иеромонах Арсений упомянут как в записях митрополита Феогноста о поставлений русских епископов, так и в инвентаре литовского митрополита Феофила [1014].