Нэнси Митфорд - Мадам де Помпадур [Madame de Pompadour]

И действительно, Филипп V Испанский страшно рассердился. «Ах, предатель!» — вскричал он, узнав новость, и придворные в передней сгорали от любопытства, смешанного с испугом: да кто же этот предатель? Впрочем, испанская королева Елизавета Фарнезе, которая и управляла королем, сохранила спокойствие и просто сказала: «Надо сейчас же послать людей навстречу инфанте». (Впоследствии инфанта стала португальской королевой).

Как только неловкость из-за отсылки невесты осталась позади, господин герцог де Бурбон принялся изучать списки принцесс — претенденток на ее место. Всего их тогда насчитывалось сорок, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что подходящих совсем мало. Всех французских и лотарингских принцесс отбросили сразу, так как у всех текла в жилах кровь орлеанского дома или дома Бурбонов-Конде, и к тому же ни один из родов не согласился бы с подобным возвышением другого. Английская принцесса Анна была лютеранкой, и англичане не допустили бы, чтобы она переменила веру. Дочь Петра Великого, будущая царица Елизавета Петровна, была слишком худородна и говорили, будто у нее появляются первые признаки безумия, как и у португальского короля, чья дочь могла бы подойти по всем статьям, если бы не это обстоятельство. Отлично подошла бы и принцесса Гессен-Рейнвельтская, однако ее матушка имела будто бы обыкновение рожать то дочек, то зайчат. Кончилось тем, что господин герцог, очевидно полагая, что в Шантильи хватит места для любого множества зайцев, сам на ней женился.

На разных претенденток делались при дворе гигантские ставки, причем увеличивались и сокращались в зависимости от последних слухов. Казалось, двор живет в ожидании каких-то увлекательных скачек. В конце концов выбор пап на самую настоящую темную лошадку — избранницей оказалась Мария Лещинская, дочь нищего изгнанника, бывшего польского короля Станислава Лещинского. На первый взгляд, принцесса, которая не знала никакой косметики, кроме воды и снега, и проводила время за вышиванием покровов на алтари, не слишком годилась на роль владычицы Версаля. Но несомненно, господин герцог с мадам де При подумали, что она будет всем обязана им двоим, а значит, поможет им сохранять главенствующее положение при короле. На деле же этот брак, как все полагали, окончательно доказал, что они никудышные политики, и помог кардиналу Флери от них избавиться. Для короля Франции партия была незавидная — у этой дамы «с фамилией на -ский» не было ни благ мирских, ни могущественных семейных связей, ни красоты, ни даже юности — ведь она была на семь лет старше короля. Но у Марии Лещинской был приятный мягкий характер и царственные манеры, что признали даже самые не расположенные к ней подданные, узнав ее получше. А главное — она обладала прекрасным здоровьем.

Получив письмо, в котором просили руки его дочери, Станислав Лещинский не мог поверить своему счастью. Он бросился в комнату Марии с криком: «На колени, на колени и благодари Всевышнего!»

— Что случилось? Ты снова будешь польским королем?

— Куда там, гораздо лучше! Ты будешь французской королевой!

Как только Мария появилась в Версале, король влюбился в нее и загорелся желанием. В брачную ночь он семь раз доказывал ей свою любовь. Двор был в восхищении, а маршал де Виллар сказал, что ни один из его кадетов в Сен-Сире не справился бы с делом лучше. Девять месяцев спустя королева произвела на свет дочерей-близнецов, которых называли мадам Первая и мадам Генриетта. К двадцати семи годам у короля было десять детей, из которых выжили и достигли зрелости шесть дочерей и один сын (наследник престола дофин Людовик). Король считал и постоянно всем говорил, что его жена — самая красивая женщина в Версале, и много лет их брак был вполне благополучен. Они могли бы так и дожить до старости, то есть Мария Лещинская оставалась бы не только женой, но и любовницей короля, будь у нее побольше характера. Людовик XV был привязчивым и в сущности верным человеком, к тому же отличался такой застенчивостью, что сблизиться с женщиной ему всегда было тяжело. Новых лиц король не любил, а перед красавицами робел. Мелкие интрижки с доступными девицами, которых подыскивали ему лакеи, ровно ничего для него не значили, зато семья была очень важна. К несчастью, королева, хотя и исключительно милая женщина, была старомодна и скучна. Она не смогла создать себе общество, привлекательное для ее веселого молодого мужа, а окружила себя всем, что было при дворе нудного и напыщенного. После рождения детей она с удовольствием превратилась в женщину средних лет, хотя по отношению к королю это было довольно эгоистично, и уже не пыталась оставаться притягательной для молодого мужа, разделять его интересы или развлекать его друзей; моды и веселье ее не занимали. Она была совсем лишена темперамента и жаловалась, что вечно она «или в постели, или беременна, или снова пора в супружескую постель». Так что годился любой предлог, лишь бы не пускать короля на супружеское ложе. Королева была весьма набожна, а потому никогда король не допускался туда в дни важнейших святых. Постепенно круг святых, из-за которых супруг терпел лишения, расширялся за счет все менее важных. Наконец ему отказали из-за какого-то уж совсем завалящего святого, и тут он взорвался. Король велел Лебелю, дворцовому привратнику, привести ему женщину. Лебель удалился и привел хорошенькую горничную, в результате чего появился Дориньи — дофин, ставший потом довольно известным антикваром.