Нэнси Митфорд - Мадам де Помпадур [Madame de Pompadour]

Версаль был сердцем Франции, и здесь, как в стеклянном доме, жил король — на виду у своих подданных, досягаемый для них. Тогда дворец был еще доступнее для публики, чем теперь. Днем и ночью можно было попасть и в сады Версаля, и в парадные комнаты. Когда в начале революции разнеслась весть о приближении разъяренной толпы, стража тщетно пыталась запереть ворота, всегда стоявшие нараспашку— из-за столетней ржавчины они не поворачивались в петлях. Людовик XIV в сущности так и жил на публике, но Людовик XV, не столь толстокожий, как его прадед, устроил для себя частные апартаменты, где мог скрыться от толпы. Несмотря на то, что там было пятьдесят комнат и семь ванных, словно в целом загородном доме, это помещение получило имя «малых покоев». Даже придворные могли входить туда, только если пользовались привилегией присутствовать на торжественных выходах или если получали особое приглашение. Со временем король велел оборудовать другие, еще более уединенные апартаменты, где уже никто ему не мешал. В конце концов северное крыло дворца превратилось в сущий лабиринт скрытых от глаз коридоров, потайных лестниц, крохотных комнаток, выходящих окнами во внутренние дворы. Сын архитектора Робера де Кот- та назвал их крысиными норами, с грустью вспоминая о благородных зданиях, возведенных его отцом и Мансаром для Короля-Солнце. Но Людовик XV любил маленькие предметы превосходного качества, а потому эти «крысиные норы» могли похвастаться, может быть, прекраснейшей в мире отделкой, которая отчасти сохранилась до наших дней. Впрочем, возможно, судьба французской монархии была предрешена именно тогда, когда в 1722 г. регент вернул двор обратно в Версаль. Короли всегда живут в клетке, однако когда эта клетка находится в столице, хотя бы слабые отзвуки общественного мнения проникают сквозь ее прутья. Но не было на свете короля более оторванного от своего народа, чем Людовик XV. На переезде двора в Версаль настаивал кардинал Дюбуа, советник регента, в надежде тем самым продлить век своего господина — он думал, что вдали от Пале-Рояля Филипп Орлеанский хоть немного угомонится. Похоже, что переселение прошло без особой суеты и беспокойства, и все привычно занялись мелочами этикета, как будто и не уезжали из Версаля. Несколько месяцев спустя кардинал Дюбуа умер. На следующий год королю исполнилось тринадцать лет, а значит, он достиг официального совершеннолетия, хотя у власти по-прежнему стоял регент. Но этот странный человек успел собственной неумеренностью основательно подорвать здоровье. И вот однажды в мрачном расположении духа он послал за малюткой-герцогиней де Фалари, чтобы посплетничать с ней, а уж потом подняться к королю и приступить к делам. Сидя возле огня, он спросил, верит ли герцогиня в загробную жизнь. Та отвечала, что верит, а он на это сказал, что в таком случае находит ее поведение необъяснимым. Затем помолчал и проговорил: «Ну что ж, рассказывайте, что новенького». Герцогиня открыла было ротик, чтобы поведать о последнем скандале, но тут Филипп Орлеанский покатился на пол и умер.

Король, ошеломленный, потрясенный и глубоко опечаленный, не стал возражать, когда к нему пришел герцог де Бурбон и предложил себя на роль правителя страны вместо регента, а только молча кивнул. «Господин герцог», как обращались при дворе к главе клана Бурбонов-Конде, был человеком не слишком выдающимся, не чета кардиналу Флери, воспитателю короля. Флери же намеревался взять бразды правления в собственные руки, поэтому тут же дал ход целой цепи интриг, чтобы добиться своего. Через три года он таки занял кресло «Господина герцога», а тот очутился в ссылке, в своих поместьях в Шантильи. Об этом малоприятном субъекте никто не сожалел, хотя его любовница, мадам де При, была довольно славная женщина и недурна собой. Она, бедняжка, наложила на себя руки, когда осознала весь ужас деревенской жизни. Но их правление не прошло бесследно. Господин герцог успел научить короля охотиться — ведь все Конде были сущие лешие, завзятые охотники — и устроил его брак.

Пятнадцатилетний король вырос крупным, крепким юношей, развитым не по годам. А его невесте, жившей во дворце, было всего пять лет; эта золотоволосая крошка появлялась вместе с ним на всех торжественных церемониях, ковыляла за ним по пятам, как маленький домашний зверек, и всем ужасно нравилась. Но мальчики в пятнадцать лет терпеть не могут прелестных малышек, он испытывал унижение оттого, что его невеста такая пигалица, и начинал дуться всякий раз, увидев ее. Брака предстояло ждать еще десять лет, а пока-то что? Король был явно готов хоть сейчас жениться на ком угодно. И чем скорее этот последний представитель королевского рода, кровь от крови Генриха IV, пятеро отпрысков которого были его предками, получит возможность произвести потомство, тем лучше. Господин герцог был большим приверженцем этой точки зрения, ведь за Людовиком очередь на престол принадлежала герцогу Орлеанскому, а Орлеанские и Конде, эти ветви рода Бурбонов, были между собой на ножах. (Их вражду всячески раздували вдовствующие герцогини, две сестры – дочери Людовика XIV и его фаворитки мадам де Монтеспан). Мало того, если не поспешить с женитьбой короля, то можно было ожидать двух возможных исходов дела: или он заведет себе любовницу, которая наверняка приобретет опасное влияние на юного короля, или примется за мальчиков. Педерастия в роду Бурбонов водилась – Людовик XIII несомненно предпочитал мужчин женщинам, а многие из придворных молодого короля еще помнили одиозного месье – брата Людовика XIV, Филиппа Анжуйского – его браслеты, высокие каблуки, визгливую брань. А ведь Людовик XV был их потомком. К тому же при дворе недавно разразился скандал на гомосексуальной почве вокруг молодых герцогов, которые принадлежали к свите короля и были лишь немногим старше его. Регент немедленно принял меры – виновных сурово покарали изгнанием в поместья в обществе жен, которых для них поспешно подыскали. Когда же юный король спросил, в чем их вина, ему сказали, что они переломали изгороди в парке. Он промолчал, но понял, должно быть, что за это их бы не сослали. С тех пор их так и прозвали – les arracheurs del palisades – сокрушители оград. Главный постельничий, герцог де ла Тремуйль, приятный, обходительный, остроумный, замечен был во вкусах, приличных скорее молодой даме: проводил время за вышивкой, обожал конфеты. И этого тоже женили и отослали домой, причем он был так этим взбешен, что семь лет и смотреть не хотел на свою несчастную жену. Словом, после немалых колебаний господин герцог принял решение, к которому его окончательно подстегнула серьезная болезнь короля: инфанта должна вернуться в Испанию, а король вступит в брак с какой-нибудь принцессой, способной по возрасту иметь детей. Уже не так страшно казалось обидеть испанцев, как тянуть дальше с женитьбой короля.