Юлий Гессен - Жизнь евреев в России [litres]

Но затем это отношение изменяется. Уже в конце царствования Александра I правительство, с одной стороны, останавливается на мысли о поощрении евреев к переходу в христианство, а с другой – о пресечении евреям возможности вовлекать христиан в свою религию. Создается Комитет опекунства израильских христиан, имевший задачей оказывать покровительство евреям, принявшим христианство, а в 1820 году, принимая в соображение, будто «евреи, по их учению, считают обязанностью обращать всех в свою веру», правительство издало закон, запретивший евреям держать христиан в «домашнем услужении», хотя указанное соображение решительно не подтверждалось фактами жизни.

Впрочем, подобная резкость ворвалась в отношения правительства Александра I к евреям, по-видимому, совершенно случайно. И законодательство, и административная практика носили в это царствование более умеренный характер. Однако в это время в правительственных кругах уже возник вопрос об известного рода антиобщественности и вредоносности евреев, коренившихся, как представлялось русским властям, не в ограничительных законах, фактически препятствовавших естественному развитию экономической и гражданско-бытовой жизни евреев, а в условиях их религиозно-национальной замкнутости. В 1823 году было повелено составить положение, «на каком основании учредить пребывание евреев в государстве, дабы они, елико можно, были менее вредны», причем новому законодательству было поставлено в задачу [32] Наряду с устранением экономического вреда, проистекавшего от евреев. «местное управление евреев, отделяющихся от прочих классов народа особыми их установлениями, связать теснее с общим в государстве управлением и отвратить по возможности преграды, кои внутренние распоряжения в еврейских обществах могут полагать (т. е. препятствовать) исполнению мер правительства на пользу общую».

Правительство как бы забыло, что оно само, в собственных интересах, укрепляло эту замкнутость.

С этого момента началась колоссальная, чуть ли не 25-летняя непрерывная законодательная работа, направленная на переустройство религиозно-общественного быта евреев, результатом которой явились положения 1835 и 1844 годов.

Хотя положение 1835 года и было выработано в правление Николая I, столь отличное от предшествовавшего царствования, этот законодательный акт и по своему характеру, и по своей задаче не переступил указанных выше предначертаний 1823 года.

Положение 1835 года ввело внутреннюю еврейскую жизнь в границы, так сказать, определенных параграфов, урегулировало законодательным актом некоторые ее стороны (например, в вопросе об устройстве и хозяйстве синагог), но не внесло в нее изменений с целью разрушить устои культурно-общественного и религиозного быта. С одной стороны, прежняя роль кагалов как органов административно-финансового самоуправления была подтверждена новым законом: они должны были «наблюдать под строгою ответственностью, чтобы предписания начальства, собственно к сословию местных жителей из евреев принадлежащие, были исполняемы в точности», чтобы подати и сборы исправно вносились еврейским населением; кагалам же было предоставлено ведение общинного хозяйства. С другой стороны, положение 1835 года ничего не предприняло с целью принудительного воздействия на образование еврейского юношества и на религиозные верования евреев вообще.

Но вместе с тем в полицейских и фискальных интересах положение 1835 года внесло в еврейскую жизнь одно такое новшество, которое, быть может, вопреки ожиданиям самого правительства, проникнув в самую глубь еврейского быта, нанесло чрезвычайно жестокий удар еврейскому религиозному чувству. Это новшество обрушилось на раввинов. По положению 1804 года, согласно веками сложившемуся облику раввина, этого народного духовного пастыря, «должность раввина есть надзирать за обрядами веры и судить все споры, относящиеся до религии». Но положение 1835 года совершенно исказило этот облик и превратило раввина в правительственного агента. Он, конечно, остался по новому положению «блюстителем и толкователем еврейского закона», хотя уже избрание его было обставлено новой формальностью – утверждение губернской властью и присяга, – но главное это то, что его пастырской деятельности был придан совершенно новый характер: он должен был «направлять евреев к повиновению гражданским властям и сохранению общественного порядка и спокойствия».