Сара Камерон - Голодная степь - Голод, насилие и создание Советского Казахстана

Администраторы всех мастей видели в появлении откочевщиков знак обострения классовой войны. Газетные статьи рекомендовали «тщательную очистку рядов откочевщиков от классово чуждых элементов и их агентов» и советовали властям «зорче держать партийный глаз», потому что «бай и кулак всеми силами будут стараться „тихой сапой“ посадить откочевщика снова на верблюда» 747 747 Казакстанская правда. 1933. 15 мая. С. 3. . В своих докладах сотрудники ОГПУ использовали более угрожающие термины, такие как бандоткочевка или вооруженная откочевка , тем самым подразумевая, что нет особой разницы между голодающими и повстанцами, против которых сражается Красная армия 748 748 Алланиязов Т.К., Таукенов А. Последний рубеж защитников номадизма. С. 358. .

Откочевщик вызывал не сочувствие, а опасения. Он ассоциировался с болезнями, беспорядком и контрреволюционным поведением. Действия многих откочевщиков, казалось, подтверждали это описание: рост преступности и антиобщественного поведения вообще крайне характерен для периодов голода, поскольку голодающие люди готовы идти на самые крайние меры, лишь бы добыть еды 749 749 См., например: Arnold D. Famine: Social Crisis and Historical Change. New York, 1988. P. 85–86; Ó Gráda C. Famine. P. 52–56. . Секретарь парткома Западно-Сибирского края гневно писал Голощёкину, что в Славгороде откочевщики занялись конокрадством и грабежом. Они отбирают хлеб «у граждан не только на улице, но и в квартирах, куда казахи приходят группами по 5–8 человек, требуя снабдить их хлебом». В городских столовых, сообщал он, казахи «подбирают хлебные крошки, вылизывают тарелки, а иногда прямо отбирают пищу у столующихся» 750 750 АПРК. Ф. 141. Оп. 1. Д. 5192. Л. 21–21 об. (Письмо секретаря Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Зайцева М. секретарю Казкрайкома ВКП(б) Голощёкину Ф. о тяжелом положении казахских откочевщиков, 2 августа 1932 г.) // Трагедия казахского народа. С. 365–366. . В самом Казахстане банды откочевщиков, как сообщал чиновник Максимо-Горьковского района, устремились на север, в Сибирь. Проходя через различные районы, они воровали лошадей и скот, а также грабили людей «не только ночью, но и днем» 751 751 АПРК. Ф. 141. Оп. 1. Д. 5208. Л. 15–16 (Доклад прокуратуры и нарсуда Максимо-Горьковского района о причинах сокращения поголовья скота за 1931 г., массовом бегстве населения и продовольственных затруднениях в районе, 31 января 1932 г.) // Трагедия казахского аула. Т. 2. . Вместо того чтобы назвать истинную причину подобного поведения, а именно отчаянное стремление Москвы любой ценой провести коллективизацию, чиновники возлагали ответственность за беспорядки на откочевщиков, тем самым создавая замкнутый круг, лишь поощрявший дальнейшие репрессии против голодающих 752 752 Более поздние советские историки вновь повторяли это объяснение, заявляя, что бегство голодающих казахов было политическим актом, предпринятым под руководством «баев». См.: Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. С. 144. .

В соседних республиках СССР, куда бежали сотни тысяч казахов, граница между понятиями «казах» и «откочевщик» стала размываться. Во всех казахах начали видеть угрозу, в том числе и в тех, кто не был беженцем, а переселился в давние годы, до возникновения новых «национальных» границ. Откочевщики превратились в дважды нежеланных людей. Они не только представляли собой кочевников – отсталую общественную категорию, с которой советская власть обещала покончить, – но и были к тому же «иностранцами», национальностью «казахи», покинувшей свою титульную республику, – Казахстан. Их присутствие в соседних республиках было прямой угрозой правилу, установленному во время национального размежевания 1924 года, – что национальность должна совпадать с территорией. И местные жители теперь, в кризисной ситуации – речь шла об их собственном выживании в голодное время – завладели этим пониманием национальности, сформулированным властями, и использовали его для собственных целей – для объяснения и оправдания нападений на «иностранных» казахов.

В Западной Сибири, где оказались многие беженцы первой волны, сыграл свою роль и давний конфликт между крестьянами, обрабатывавшими землю, и кочевниками-казахами, регулярно проходившими через крестьянские земли в ходе сезонных миграций. В письме к Роберту Эйхе, первому секретарю Западно-Сибирского крайкома ВКП(б), местный чиновник подробно описывал проявления «великодержавного шовинизма» русских в отношении казахов. В Алейском районе сани, на которых ехала группа пьяных русских, праздновавших религиозный праздник, наехали на группу казахов, так что сломалась оглобля. «Используя это как повод, русские выскочили с саней и начали избивать казахов», – писал он. На районном вокзале, продолжал автор письма, «заведующий нанес побои и оскорбления казаху и прогнал его в шею из буфета». Чиновник заключал: «Избиения, в основном, внешне без причины – бьют потому, что это казахи» 753 753 ЦГАРК. Ф. 30. Оп. 7. Д. 108. Л. 58–60 об. // Насильственная коллективизация и голод в Казахстане. С. 128–129. . Возродилась такая старинная крестьянская практика, как самосуд, – и жертвами стали сотни казахов, убитых в шахтерских районах Кузбасса 754 754 Werth N. Cannibal Island: Death in a Siberian Gulag / Transl. from French by S. Rendall. Princeton, 2007. P. 33. . Местные выдвигали предложения запретить казахам появляться на улице после наступления ночи и выслать всех казахов из региона 755 755 ЦГАРК. Ф. 30. Оп. 7. Д. 108. Л. 58–60 об. // Насильственная коллективизация и голод в Казахстане. С. 129. Аналогичным образом в Средне-Волжском крае, куда бежали многие казахи, были случаи, когда казахам запрещали входить в кафетерии или клубы и не позволяли получать зарплату. См.: АПРК. Ф. 141. Оп. 1. Д. 5192. Л. 107 (Из письма С. Мендешева секретарю Казкрайкома ВКП(б) Ф.И. Голощёкину, председателю Совнаркома У.И. Исаеву, 26 марта 1932 г.) // Там же. С. 123. .