Гвидо Кнопп - История вермахта. Итоги

После войны канцлер Аденауэр назначил Герхарда Графа фон Шверина консультантом по структуре бундесвера. Но интриги и трения препятствовали его длительному возвращению к военной карьере. В районе боевых действий его армии Шверина, конечно, уважали. Так называемый спаситель Аахена, ветеран войны, он в 1957 году был внесен в Золотую книгу города. Еще при жизни, в 1963 году, его именем даже была названа одна городская улица, правда, в 2007 году муниципалитет снова вернул ей старое название. Обе 14-летние жертвы, напротив, на протяжении 60 лет после окончания войны были увековечены на одной из памятных досок в Аахене как «мародеры», до тех пор, пока в 2005-м верховный суд Кельна не реабилитировал их. Их судьба на протяжении многих лет была предана забвению.

Кроме того, командующий частями вермахта, дислоцированными в Аахене, проявил характерную манеру поведения. После первоначально робкой поддержки сопротивления Шверин все же не решился на риск из-за единообразия военных соглашений, хотя он очень хорошо сознавал опустошительные последствия битвы вокруг Аахена. Он не приступил к спасению, не добился спасения жителей, несмотря на то, что это весьма красочно описывалось после войны.

Он считал своей заслугой желание предотвратить события, которые произошли после его отставки и имели весьма тяжелые последствия. В соответствии с выданной директивой наследник Шверина, полковник Герхард Вилк, самым ожесточенным образом командовал боями буквально за каждое здание. На руинах Аахена выжидали снайперы под лестничными площадками были заложены бомбы. Только в американской армии жертвами этих ожесточенных уличных боев стали 2000 солдат. «Тот. кто сдастся без боя. будет народным предателем» — так звучал приказ по части главнокомандующего Вальтера Модели войскам на Западе. В результате шестинедельных боев город по большей части превратился в груды развалин. «После самой беспощадной борьбы за каждый дом, за каждого человека боевая группа Аахена израсходовала последние боеприпасы, — сообщил Вилк 21 октября 1944 года в обычном отчете, — Раньше непоколебимая вера в наше право и нашу победу считалась последней данью чести нашей любимой немецкой родины. Да здравствует фюрер!»

Лишь несколько дней спустя после взятия его в плен и передачи в британский офицерский лагерь в Трент-парке патетическое послание Вилка уже отчетливо звучало иначе: «Какой-либо причины для упорного сопротивления не существовало, — доверился он 25 октября одному полковнику, своему товарищу по плену, — все же нам не удалось захватить в плен три-четыре дивизии, как предполагалось, мы не помешали снабжению противника; поэтому все это оцепление и соответственно наша борьба в Аахене потеряла всякий смысл». Безоглядная вера в «окончательную победу» внезапно пропала ввиду собственного пленения: «Люди так устали от войны и были настроены положить всему этому конец, любой ценой, и я боялся, что это распространится по всей Германии».

Устали ли немцы от борьбы — теперь, когда война окончательно достигла границ их родины? Появились характерные для этого признаки. Отрицательные отзывы, педантично собираемые шпионами партии, белые простыни на окнах, их часто вывешивали в последний момент перед прибытием союзников вместо флагов со свастикой, и значительный прирост приговоров военного суда в отношении «дезертиров» и так называемых пораженцев свидетельствовали о том, что вера в перелом войны среди населения быстро рассеивалась.

Похожие признаки обращали на себя внимание и на фронте, хотя здесь невозможно распознать какую-либо общую схему: «Если исследовать развитие военного положения, — спокойно подвела итог служба по проверке полевой почты группы армий „А“ в сентябре 1944 года после исследования солдатской корреспонденции, — обнаруживается значительная усталость от войны. Большое количество корреспондентов говорит о том, что солдатская служба уже порядком всем надоела, однако та же самая масса соглашается, скорее поневоле, чем с воодушевлением, что родина и фронт должны переноситься, чтобы не лишиться всего».

У нас была такая поговорка — «Лучше со святым крестом с войны прийти, чем с железным на ней погибнуть». В этом духе мы и действовали.

Несмотря на усталость солдат, бои не ослабевали. И это несмотря на то, что военные инстанции вплоть до самого высшего руководства перестали закрывать глаза на то, что эта война была проиграна. Это как с семейной тайной: все об этом знают, но никто не решается высказать это открыто или даже упомянуть. Несмотря на осознание бесперспективности борьбы, командующие всех уровней требовали от своих подчиненных продолжения борьбы, а исполнители приказов делали это, нисколько не задумываясь — особенно на Востоке, где антибольшевистская нацистская пропаганда и оправданный страх перед возможностью возмездия дополнительно подогревали дух борьбы.