Гвидо Кнопп - История вермахта. Итоги

Это были ежедневные будни в болотистых стрелковых окопах, в которых не было ни матрасов, ни санитарных устройств и — в идеальном случае — в день в жестяной посуде выдавалась одна продовольственная пайка. Если солдат погибал, его товарищи тут же хватались за его рюкзак, запас боеприпасов, что опять же повышало собственные шансы на выживание.

Пулеметчик за работой. Восточный фронт, август 1944 г.

Казаки на службе в СС. Восточный фронт, лето 1944 г.

Повышение по службе. Добровольцы из казачьего полка

Сапер проделывает проход в заграждении

Однажды Курт Феттер, сидя в окопе, весь день вынужден был слушать, как его товарищ, подорванный на мине, жалобно просил о помощи, пока его голос совсем не стих. Никто не пришел, чтобы помочь ему в его беде. Так как при этом сам его спаситель неизбежно попал бы под пули.

При начале наступления огонь противника достал и друга Феттера Бернхарда Лозенского, который был тяжело ранен. Феттер склонился над ним, потряс его, но его друг только стонал. В этот момент поступила команда к отступлению. Обер-ефрейтор оттягивал момент, но потом побежал вместе с другими, чтобы спасти собственную шкуру, — и оставил умирающего приятеля. «Это событие не оставляло меня, причиняло почти боль, — тихо рассказывает, оглядываясь назад, Курт Феттер. — Бросить друга можно было, только спасая собственную жизнь». Это было горькое следствие стратегии упорного сопротивления, которая использовала стремление некоторых солдат просто выжить.

На родине жалкая смерть борцов на Сворбе прославлялась как героическая борьба — без какого-либо понятного обоснования военной тому необходимости. К концу октября это не лишило командующего группы армий Шерцера желания нанести личный визит высланным на остров подразделениям. «Он посетил тогда наш командный пункт полка, — вспоминает бывший капитан Герман Ульрих, — Всем командирам было приказано явиться туда. Шернер сразу перешел к делу и просил нас открыто рассказать о своих опасениях. И после этого мы без особого стыда и стеснения с негодованием обрушились на всех и вся. Недовольство бесцеремонно высказывалось в отношении всего, чего не хватало. Шернер был, очевидно, поражен и, поднявшись, сказал: „Я дам о себе знать“. И действительно, несколько позже поступила полевая почта, боеприпасы, зимняя одежда, съестные припасы».

Никто, конечно, не решился затронуть основной приказ. «Само собой разумеется, Шернер из нашей беседы попял, что полуостров удержать не получится, — оправдывается Герман Ульрих. — Но одного понимания мало. Если останется приказ фюрера „Держаться до последнего человека!*…» Затем главнокомандующий Шернер немедленно собрался в опасный из-за советских авиационных налетов обратный путь и предоставил решать участь защитников острова провидению.

«Если бы нам только удалось сбежать с этого проклятого острова. Но этого, скорее всего не будет. — сетовал солдат Август Мюллер в начале ноября в своем письме семье, а через неделю смиренно добавил: — Уже тошнит от того, что нужно торчать на этом полуострове Сворбе. Кроме того, Сворбе сделали крепостью… Вероятно, мы плачевно закончим здесь свою жизнь».

Для солдат, удерживавших позиции, которые каждый день рисковали там своей жизнью, все. существование скоро стало вращаться вокруг одного вопроса: какие есть возможности выйти отсюда живым? Курт Феттер и его самые близкие друзья смогли найти на него только один ответ: они сами должны были заботиться о своем ранении, так как только раненые имели шанс ускользнуть от смерти или плена. Так называемое легкое ранение самому себе нанести было нельзя. Это было бы неизбежно замечено в полевом госпитале и тут же наказано смертной казнью. «Поэтому мы тянули жребий, — рассказывает Феттер. — Тот, кто вытягивал длинную спичку, должен был стрелять. Тому, кому доставалась короткая, стреляли в ногу. Я вытащил длинную. После этого я выстрелил из своего пистолета моему товарищу в ногу. Он рухнул и застонал, я ему сказал: „Ну, теперь можешь быть доволен, ты едешь домой!“»