Дмитрий Прусаков - Природа и человек в древнем Египте

О стремлении и готовности номархов — современников V–VI династий к единоличному управлению вверенными им областями, возможно, свидетельствует появляющийся в их автобиографиях типовой отчет о благодеяниях, оказанных нуждающемуся местному населению: "Давал я хлеб (и) пиво голодному, одежду нагому (кого) находил я в номе этом" [ Urk. I , S. 254, Z. 13–14]. В социально-экологическом контексте эпохи подобные слова напоминают уже не столько пустое самохвальство, апеллирующее к воздаятельному божественному покровительству за гробом или призванное обелить в глазах потомков отнюдь не добродетельного при жизни вельможу, сколько недвусмысленную (даже пусть и невольную) констатацию, что вельможа этот уже превращался в суверенного правителя с дистрибутивной функцией, которая прежде являлась прерогативой Большого Дома. И хотя номархи позднего Старого царства порой оговаривались, что черпали средства на свою благотворительность не из казны, а из "дома собственного" (pr dt) [ Перепелкин 1988б , с. 28–29], трудно поверить, что их административные инициативы вовсе не приносили государству материальных убытков и никаким иным образом не вступали в противоречие с его интересами. Остановимся на этом вопросе подробнее.

Собственность староегипетских номархов и прочих важных сановников обозначалась термином dt [ Перепелкин 1966 ; см. также: Большаков 1996 ] и противостояла собственности царя (государства), которая могла быть nt hnw — "от (царского) Местожительства", или "от нутряного", и nt nvt — "от внешнего". Принадлежавшее царю "внешнее" противопоставлялось его же "нутряному" по пространственному признаку: nvt располагалась на территории номов, поодаль от "нутра"- hnw — резиденции фараона. Номархам как государственным чиновникам дозволялось использовать "внешнюю" царскую собственность: например, привлекать к общественным работам государственную челядь, числившуюся за Местожительством, но расселенную в провинции. Таким образом, социальный статус номархов был двойственным: они являлись частными собственниками, владевшими dt , и государственными служащими, ведавшими долей царского владения — rwt [ Перепелкин 1988б , с. 19 сл.].

Возвращаясь к проблеме соотношения власти-собственности между домами царя и областных правителей в Египте второй половины Старого царства, рассмотрим два источника, обратившись при этом к комментариям Ю. Я. Перепелкина [см.: Перепелкин 1988б , с. 21–25]. Среди изображений в гробнице верхнеегипетского номарха VI династии Иби есть сцена, где он [58]представлен наблюдающим за ремесленниками. Сцену сопровождает надпись, из которой следует, что все изображенные здесь работники суть от "нутряного" ( hnw ) и от "внешнего" ( rwt ), иными словами, что это государственная рабочая сила, частью из царской резиденции (очевидно, прибывшая оттуда), частью местная, дислоцированная на территории данной области.

В декоре гробницы номарха Джау, сына и преемника Иби, имеется такая же сцена, по убеждению Ю. Я. Перепелкина, скопированная с первой, поскольку почти в точности повторяет ее; лишь поясняющая изображение надпись содержит одно существенное отличие. Джау, перефразируя реплику отца, сообщает, что наблюдает за работой мастеров, которые от "нутряного" ( hnw ) и от "дома собственного" ( рr dt ). Если изображение в гробнице Джау — копия аналогичной сцены у Иби, появление в надписи-дубликате вместо rwt полярного ему понятия dt едва ли можно счесть случайностью. Джау, похоже, хотел подчеркнуть, что часть ремесленников, за которыми он присматривает, состоит в его собственности, тогда как при прежнем номархе все они принадлежали царскому дому. Конечно, Джау просто мог заменить работников от "внешнего" своими, от рr dt . С другой стороны, почему не допустить, что при номархе-сыне dt поглотила rwt , т. е. что рассмотренные гробничные изображения в их хронологической последовательности отражают процесс перехода государственной собственности, размещенной на территории номов, во владение номархов?

Возможно, в ряде случаев такого рода имущественные переверстки совершались по царскому соизволению: достаточно вспомнить, например, земельные дарения фараонов V–VI династий чиновной и жреческой знати; тот же Иби докладывает, что царь однажды "усилил" его 203 арурами пахотной земли [ Urk. I , S. 145, Z. 1–3]. Вместе с тем не исключено, что отдельные номархи при VI династии, в условиях углублявшегося экономического кризиса в Египте, соблазнялись "внешней" царской собственностью, находившейся под их непосредственным приглядом, и самовольно ее присваивали. Это тем более вероятно, если в конце Старого царства имела место концентрация материальных средств провинциальными начальниками в пределах своих вотчин, о которой мог бы свидетельствовать, например, тот факт, что на данном этапе владения верхнеегипетских наместников, прежде разбросанные по всей стране, сосредоточились в их номах [ Савельева 1962 , с. 55; Kees 1977 , S. 103]. Объединение частной собственности в сплошные массивы должно было укреплять позиции областных правителей — очевидно, в пику намерениям Мемфиса удержать за собой всю полноту власти в государстве и воспрепятствовать попыткам номарших кланов вернуть себе былую самостоятельность.