Сочтя, по-видимому, свои силы восстановленными, меченосцы вернулись к вопросу об Уганди, которую были вынуждены уступить Новгороду и Пскову по условиям перемирия 1217 года.
О военных столкновениях крестоносцев с Новгородом и Псковом в 1219–1220 годах неизвестно. Два сообщения Генриха Латвийского позволяют, однако, предположить, что в это время было возобновлено перемирие на условиях соглашения от 1 марта 1217 года, предусматривавшего признание русской власти над Уганди. Хронист сообщает, что в 1218 году после ухода русского войска, «отправили <���…> русские из Пскова послов в Ливонию, чтобы сказать, что они готовы заключить мир с тевтонами». Генрих Латвийский не пишет, было ли заключено подобное соглашение, отмечая лишь, что у «русских», снарядивших посольство, «замыслы <���…> по-прежнему были злые и исполненные всякого коварства» [378].
Хронист избегает говорить о его возобновлении и ограничивается тем, что обвиняет русскую сторону в «злонамеренности», вероятно, из-за того, что соглашение оказалось недолговечным и более того было нарушено самими крестоносцами. Это видно и из рассказа Генриха Латвийского о событиях 1221 года, когда «меченосцы» вновь вступили на земли Уганди. Судя по сообщению хрониста, реакция Новгорода и Пскова не заставила себя ждать, поскольку «русские прислали обратно грамоту о мире, заключенном близ Оденпе [1 марта 1217 года — А.К. ]» [379], из чего можно с уверенностью заключить, что до этого времени соглашение 1217 года действовало, возобновленное, по всей видимости, в 1218 году, как Псковом, так и Новгородом, на условии признания крестоносцами их власти в Уганди.
В ответ на нарушение перемирия и оккупацию меченосцами Уганди новгородцы и псковичи во главе с князем Всеволодом Георгиевичем, со своей стороны, вступили в эстонскую область, где до того русских гарнизонов, видимо, не было. Однако во время похода русское войско не пыталось осаждать Оденпе, где, как и 1217 году, засели меченосцы, и ограничилось четырехдневным разорением Уганди, фактически потерянной для Новгорода и Пскова, после чего возвратилось обратно [380]. Таким образом, Ордену меченосцев, вновь захватившему Уганди, с учетом того, что его господство в Сакале было возобновлено еще в 1217 году, вторично удалось установить свою власть над Южной Эстонией.
На протяжении 1221–1222 годов Орден не вел военных действий с Новгородом и Псковом. Однако эта ситуация нейтралитета оказалась нарушена в начале 1223 года крупным восстанием эстов 1223–1224 годов, направленным на юге Эстонии против меченосцев, а на севере — против укрепившихся здесь с 1219 года датчан.
В январе — феврале 1223 года, судя по сообщению Генриха Латвийского, «эсты призвали себе на помощь русских из Новгорода и Пскова, закрепили мир с ними и разместили — кого в Дерпте, кого в Феллине, а кого в иных замках, дабы биться против тевтонов» [381]. В 1223 году по призыву сакаласких эстов в их земли вступило крупное — хотя сведения Генриха Латвийского тут явно преувеличены, — двадцатитысячное войско во главе с новгородским князем Ярославом Всеволодовичем и псковским Владимиром Мстиславичем, усиленное подкреплением, присланным братом первого из них, великим князем Владимирским Георгием (Юрием) Всеволодовичем. Поставив гарнизон в Дерпте, русские князья двинулись из Уганди в Сакалу. К этому моменту немцам удалось подавить здесь восстание, взять Феллин и еще некий «замок на Пале». Их русско-эстонские гарнизоны были перебиты, а все попавшие в плен повешены. По сообщению Генриха Латвийского, это сильно разгневало князя Ярослава, и он обрушился огнем и мечом на призвавших его сакаласких эстов. Думается однако, что русский князь сорвал свой гаев на местных эстах обдуманно, поскольку к тому моменту те из союзников русских превратились в подданных его врагов. Ярослав в изменившейся ситуации «решил истреблять всех, кто [еще — А.К. ] уцелел от руки тевтонов», не предприняв, однако, попытки отбить потерянные крепости [382].
Очевидно, что совместные русско-эстонские действия были обусловлены, прежде всего, конкретной военно-политической ситуацией, а заинтересованность в союзе русской стороны определялась обычными для региона причинами, а именно, стремлением использовать силы местных племен при переделе сфер влияния в Ливонии [383]. Примерно те же причины побуждали крестоносцев к союзу с латгалами и ливами.
Однако вернемся к русскому походу 1223 года. Серьезных военных операций против немцев в Сакале предпринято не было, и русское войско, разорив, как указывалось выше, эту «союзную» эстонскую область, двинулось не вглубь немецких территорий, а в сторону от них, в Северную Эстонию, также восставшую, но только не против немцев, а против датчан. Дальнейшей целью похода стал главный датский опорный пункт, Ревель, однако его осада не была доведена до конца — князья сняли ее, «злата много взяша» [384], то есть получив от датчан откуп, и возвратились на Русь.
Читать дальше