Таким образом, единственным важным для русской стороны результатом похода 1223 года стало укрепление ее гарнизонов в Уганди. Попыток выбить немцев из Сакалы предпринято не было. Вероятно, в ходе того же похода, в главный русский опорный пункт в Уганди, Юрьев (Дерпт), новгородцами и псковичами во главе отряда в двести воинов был направлен, в качестве воеводы бывший правитель подвинского княжества Кокнесе и заклятый враг крестоносцев князь Вячко [385].
Финальным актом эстонского восстания и русско-немецкого противостояния из-за Ливонии стала героическая и вместе с тем драматичная оборона Юрьева от крестоносцев немногочисленным русско-эстонским гарнизоном в августе 1224 года. Взятием Юрьева был нанесен окончательный удар власти русских в эстонских землях. По сообщению хрониста, после взятия Юрьева, «русские из Новгорода и Пскова <���…> прислали в Ригу послов просить о мире». Переговоры завершились заключением мирного договора [386], который был подтвержден в августе следующего, 1225, года во время пребывания в Риге папского легата Вильгельма Моденского [387]. По предположению А.М. Аммана, главной причиной новых русско-ливонских переговоров в Риге, в которых участвовали послы Новгорода, Пскова, смоленского, полоцкого и других князей, являлось рассмотрение весьма вероятной на тот момент возможности совместных действий против литовцев [388], что подтверждается и одновременным изданием папской буллы, адресованной «всем христианам в Руссии» и содержащей призыв поддержать крестоносцев в защите ливонских неофитов «против гонений язычников, <���…> разными способами нападающими на Израиль» [389].
Если посмотреть на дело сквозь призму взаимных претензий на эстонские земли Новгорода с Псковом, с одной стороны, и крестоносцев — с другой, то договор 1224 года и его последующее подтверждение означали не что иное, как фактический отказ Новгорода и Пскова продолжать борьбу с крестоносцами за распределение сфер влияния в Ливонии.
По-видимому, дальнейшие попытки войны с ливонцами были экономически невыгодны Новгороду и Пскову, которые нуждались в привозимых с Запада товарах — соли, ремесленных изделиях и особенно в хлебе, подвоз которого из Владимиро-Суздальской Руси или из других русских земель не раз прерывался из-за непрекращавшихся княжеских распрей. Продолжение бесперспективной войны нарушало торговлю Новгорода и Пскова с Западом, благодаря которой Русь получала многие необходимые ей товары [390]. Новгородско-псковской олигархии, терпевшей большие убытки из-за нарушения торговых связей, была нужна либо скорая победа, либо немедленный мир. Опыт войны 1216–1224 годов показал, что на быстрое победное завершение борьбы с крестоносцами рассчитывать не приходится. Само существование в Ливонии немецкой колонии, лишавшее Новгород и Псков ливонских данников, не создавало угрозы их торговле. Как отмечает Н.А. Казакова, русские купцы предпочитали далеким плаваниям через Балтику, крайне опасным из-за распространенного там пиратства, менее рискованные поездки в соседние ливонские города — с меньшим уровнем прибыли, зато с гораздо более интенсивным товарооборотом, который был обусловлен малой продолжительностью торговых поездок [391].
Перечисленные факторы заставляли правящие круги Новгорода и Пскова искать иных, стабильных отношений с немецкой Ливонией. То, что Новгород и Псков, заключая в 1224 году мирный договор, не рассматривали его лишь в качестве временной уступки крестоносцам, которая в будущем подлежала ревизии, доказывают события, развернувшиеся в Северо-Западной Руси четырьмя годами позже. В 1228 году великий князь Владимирский Ярослав Всеволодович призвал новгородцев и псковичей «воевать» западных соседей, но псковичи выступили против инициативы князя Ярослава и отказались идти походом в Ливонию, мотивируя свой отказ тем, что Ярослав, как и его предшественники при подобных обстоятельствах, стремится только к грабежу и наживе, а вовсе не к тому, чтобы выбить немцев из их замков и заставить отправиться обратно за море. К этому было добавлено, что, пограбив соседей, князь уйдет, а на Псков обрушатся ответные действия крестоносцев. У псковичей были все основания для подобного вывода: как было показано, из четырех крупных русских походов против крестоносцев (1217, 1218, 1221 и 1223 годов) лишь первый имел стратегический успех, сопряженный с захватом важнейшей вражеской крепости, который поставил немцев в крайне тяжелое положение. В ходе остальных трех походов русская рать ограничилась разорением и грабежом подчиненных крестоносцам земель.
Читать дальше