( Варшава )
Nu was gelegen osel lant, [396]
In dem mere bevlossen,
Des hatten sie genossen,
Das man sie suchte nicht mit her.
Des sumers harte kleine wer
Bedurften sie, die rede ist war.
Des sasen sie vil manich iar,
Des gelouben vnd des zines vri.
Betrogenheit in wonte bi.
Des somers herten sie die laut
Mit schiffen, da es was bekannt.
Sie taten dicke schaden gros
(Поскольку страна Эзель была расположена среди омывавшего ее моря, они [эзельцы — М.Л. ] использовали это для того, чтобы никто к ним не сумел прийти с войском. В летнее время они нуждаются в обороне в крайне незначительной мере, — молва не лжет. Они живут там очень много лет. У них нет ни [христианской] веры, ни податей. Предательство в обычае у них. Летом они на кораблях разоряют земли, как это известно. Они часто причиняют великие убытки).
Упоминания об острове Эзель (Саарема), расположенном близ западного побережья материковой Эстонии, площадью почти 2700 км² появляются в скандинавских источниках IX века, таких как исландский «Круг земной» Снорри Стурлусона и «Сага об Инглингах» норвежского скальда Тьёдольфа [397]. Скандинавское название острова «Eysýsla», запечатленное в этих поэтических произведениях, составило корневую основу его немецкоязычной версии «Эзель», равно как и его латинизированной формы «Озилия», которая в XIII веке появилась во всех переводных текстах [398]. Скандинавское происхождение названия и его значение («замкнутая территория, обложенная данью») побудило некоторых исследователей выдвинуть гипотезу, согласно которой остров первоначально, во второй половине первого тысячелетия, принадлежал к землям, находившимся в податной зависимости от формировавшихся в те времена скандинавских государств [399]. Несмотря на существование этой гипотетической, более или менее устойчивой зависимости, его жители не являлись всего лишь пассивным объектом набегов скандинавских викингов — датских, норвежских либо шведских, — в том числе и направлявшихся на Русь, но оставались активным и опасным фактором, который оказывал влияние на положение дел в прибалтийском регионе. В летние месяцы эзельцы совершали пиратские нападения не только на земли, расположенные на побережье Швеции или Дании [400], но атаковали также родственные племена эстов [401], уводили в неволю женщин и детей, грабили пожитки и сжигали урожай на полях. Островное положение и связанная с тем изоляция обусловили то, что нападения можно было производить лишь летом с помощью кораблей либо зимой во время сильных морозов, когда замерзали Рижский залив и пролив, отделяющий остров от материка. Ливонская «Рифмованная хроника» конца XIII века дает жителям острова следующую характеристику:
Oselere das sint beiden sur. [402]
Die sint der kuren nakebur;
Sie sint bevolossen in dem mere.
Sie vurchten selden grose here.
Des somers, das ist uns bekannt,
Sie heren vmme sich die lant,
Wa sie uf dem wasser mogen komen
Sie haben vil manchen raub genomen
Den cristen und der heidenschaft;
Mit schiffen ist ir groste craft
(Эзельцы — это язычники, которые живут по соседству с куршами; их со всех сторон омывает море. Очень редко они испытывают страх перед большим войском. В летнее время, как известно, они разоряют близлежащие земли, куда могут добраться по воде. Они пленили очень много людей среди христиан и язычников; в кораблях их великая сила).
После латинской хроники Генриха Латвийского, созданной в 1226–1227 годах, вышеупомянутое произведение является вторым нарративным источником, позволяющим воссоздать историю острова первой половины XIII века. Впервые в немецких источниках он упомянут под 1206 годом в рассказе Генриха Латвийского о морском походе против него датского короля Вальдемара II (1202–1241). Он осуществлялся как крестовый поход, свидетельством чему являются участие в нем архиепископа лундского и позволение папы Иннокентия III назначить епископа для вновь христианизированных земель, но одновременно преследовал целью месть за грабительский набег на западное побережье Балтики, совершенный эзельцами в 1203 году [403]. Крестоносцы построили на острове деревянную крепость. Поход длился, по всей вероятности, не дольше нескольких недель и, если судить объективно, закончился поражением — хронист сообщает о сожжении крепости самими крестоносцами из-за того, что никто не хотел оставаться на острове после предполагавшегося ухода датского войска. Ни один из его участников не доверял ни сомнительной обороноспособности деревянных укреплений, ни лояльности местного населения [404]. До учреждения епископства дело также не дошло, однако датскому королю удалось продемонстрировать принадлежность острова сферам своего влияния [405]. Акция датчан показала ливонскому епископу Альберту (1199–1229), что он обязан считаться с Вальдемаром II, претендовавшим на земли к северу от Ливонии, христианизация которых формально была завершена немецкими крестоносцами в 1206 году.
Читать дальше