Сигурд Шмидт - «Феномен Фоменко» в контексте изучения современного общественного исторического сознания

Учитывая первенствующую роль телеэкрана в формировании общественного мнения, программы антифоменковской направленности должны появиться не только на телеканале «Культура», но и на центральных и местных каналах. Великолепно было бы, если бы нашлись писатели и творцы мультфильмов, талантливые и эрудированные или склонные довериться консультациям ученых специалистов, которые сумели бы высмеять историческую безграмотность, методическую беспомощность, фантастически вольный набор фактов и исторических и лингвистических ассоциаций у сочинителей НХ и создать сериал занимательной «антифоменкологии», скажем, передавая мыслительные образы попавшей в Исторический музей Эллочки-людоедки, придуманной Ильфом и Петровым, или какого-нибудь «инопланетянина», и чтобы такие мультики стали фольклорообразующими, с расхожими цитатами, — тогда сообразят, как их использовать и для массовой рекламы.

И, конечно, большое самостоятельное значение имели бы регулярные передачи по главным телеканалам о памятниках истории и культуры, и прежде всего допетровской Руси — там бы (независимо от осуществления временной задачи отторжения широкой публики от мифологии, насаждаемой «фирмой Фоменко») была информации и об истории и времени создания памятников. И, если бы такое внедрялось в массовое сознание, то следующим за модой становилось бы неудобно публично повторять внушаемое сторонниками АТФ.

«Феномен Фоменко» — показатель несовершенства нашей системы внушения исторических знаний, школьного историознания, а также распространения сведений по памятниковедению. И это результат определенных перекосов в народно-образовательной политике, особенно ощутимых при многолетнем забвении краеведческих основ воспитания и неразвитости историко-культурного туризма в нашей стране.

Кроме того, «конструкторы» НХ и те, кто готов, подобно им, столь лихо и безапелляционно подвергать сомнению принятые во всем мире привычные представления о древности и средневековье и о памятниках культуры тех времен, исходили также из субъективных ощущений. Им не были внушены в школьные годы даже самые элементарные понятия о конкретном ходе исторического процесса в зависимости от местных природных условий и местных историко-культурных особенностей и традиций, да еще и о разных путях развития в определенный период времени и в определенных исторических ситуациях. Они мало представляют себе культуру повседневного обихода и менталитет людей давних эпох — в границах отечественной истории, по крайней мере, до петровской эпохи. Немногие запомнившиеся имена, даты, события и памятники культуры воспринимаются без взаимосвязи, вне контекста с остальным, уцелевшим в памяти, ибо в примитивные и по существу безликие идеологические схемы можно уложить все, ограничиваясь общесловием.

И самим учащимся, а зачастую и их родителям, история представляется в виде вынужденно обязательного учебного предмета, довеска к программе обучения тому, познание чего приносит практическую пользу, и полученные в школе сведения в дальнейшем смогут пригодиться разве что при проверке выполнения школьных заданий будущими их детьми. А, следовательно, ни к чему загружать мозг излишней утомляющей информацией, и, действительно, казалось бы, какое может сейчас, по прошествии веков, иметь утилитарное значение ответ на вопросы: царь Иван Грозный умер своей смертью или был отравлен? Или кто кого убил — Иван Грозный сына или сын отца? Или когда появились первые металлургические заводы и ввезенная из Америки картошка получила распространение как любимая еда европейцев? Или каковы причины заключения международных союзов империй, если самих империй давно уже нет, и геополитическая карта этих территорий перекроена.

Ведь такие соображения можно понять, если преподавание истории не совмещается с комплексом сведений по другим предметам учебной программы, и об обстоятельствах современной жизни, особенно, когда представление об элементарной исторической образованности перестает учитываться при подходе к оценке уровня культуры человека.

Между тем испокон веков именно понятие об опыте прошлого и уважении к нему так называемая «историческая память» лежит в основе формирования общественного сознания — от семьи и подростковой группы до народа в целом. Так как после Октябрьской революции официально провозглашалось (в противоречии с многообразной жизненной практикой!), что главным условием построения «нового мира», ради чего, мол, и свершалась революция, являлось разрушение «до основания» «старого мира», то привычное воспитание историей прервалось. История стала лишь учебным предметом, нужность которого определялась степенью освоения марксистского «обществоведения», убеждающего в скором осуществлении построения «светлого будущего». Поэтому в идеологизированной советской исторической науке, особенно при обращении к широкой аудитории, высокий профессионализм настораживал, даже казался небезопасным.