Поколение спустя спартанцы свергли диктатуру в Коринфе и установили правление аристократии — не из любви к свободе, но потому, что Спарта поддерживала землевладельцев против деловых классов. И тем не менее богатство Коринфа зиждилось на торговле, которой время от времени споспешествовали ревнительницы Афродиты и панэллинские Истмийские игры. Куртизанок в городе было так много, что греки иногда использовали глагол corinthiazomai в значении «заниматься проституцией» [295] Aristophanes, The Eleven Comedies, N.Y., 1908, Frogs, 133; Lacroix, I, 110.
. В Коринфе было принято посвящать храму Афродиты женщин, служивших ей своим телом и отдававших заработки жрецам. Некий Ксенофонт (не тот, что стоял во главе Десяти Тысяч) пообещал богине пятьдесят гетер, или куртизанок, если она поможет ему победить на Олимпийских играх, и благочестивый Пиндар, славя его триумф, упоминает этот обет без тени смущения [296] Пиндар, «Оды», Loeb Library, frag., 122.
. «Храм Афродиты, — говорит Страбон [297] Страбон, VIII, 6.20.
, — был настолько богат, что ему принадлежало более тысячи храмовых рабынь, или гетер, которых мужчины и женщины посвящали богине. Именно благодаря этим женщинам город был затоплен народом и богател; капитаны кораблей, например, бесшабашно проматывали здесь свои деньги». Город был им благодарен и смотрел на этих «гостеприимных дам» как на общественных благодетельниц. «Всякий раз, когда Коринф обращается с молитвой к Афродите, — говорит один ранний автор, цитируемый Афинеем [298] Афиней, XIII, 32.
, — в городе было издревле принято привлекать к молению как можно больше гетер». У куртизанок имелся собственный религиозный праздник — Афродисии, — который они справляли с благочестием и помпой [299] Там же, 33.
. В своем Первом послании к коринфянам [300] I Кор., VI, 15–18.
святой Павел осуждал этих женщин, которые в его время все еще занимались здесь своим древним ремеслом.
В 480 году население Коринфа состояло из пятидесяти тысяч свободных и шестидесяти тысяч рабов — необыкновенно высокая пропорция числа первых к числу вторых [301] Semple, 669.
. Все классы были увлечены погоней за золотом и наслаждениями, которая почти не оставляла им сил для занятий литературой и искусством. В восьмом веке пользовался известностью поэт Евмел, но коринфские имена редко украшают греческую словесность. Периандр привечал поэтов при своем дворе и пригласил Ариона с Лесбоса организовать музыкальные увеселения в Коринфе, В восьмом веке были знамениты коринфская керамика и бронзы; в шестом коринфские вазописцы были первыми среди представителей своего цеха в Греции. Павсаний рассказывает о большом кедровом сундуке, украшенном изящными рельефами с инкрустацией из золота и слоновой кости, в котором Кипсел прятался от Бакхиадов [302] Павсаний, VI, 17–19; Litchfield, F., History of Furniture, Boston, 1922.
. Возможно, именно в эпоху Периандра Коринф воздвиг Аполлону дорийский храм, знаменитый своими семью монолитными колоннами, пять из которых стоят до сих пор, наводя на мысль, что, быть может, Коринф ценил красоту не в одной, а во множестве форм. Возможно, время и случай были несправедливы к этому городу, а его анналы выпало составлять авторам, чьи сердца были отданы не ему. Прошлое содрогнулось бы, увидь оно себя на страницах историков.
Мегары любили золото не меньше Коринфа и, как и он, процветали благодаря коммерции; здесь, однако, имелся великий поэт, в чьих стихах древний город живет так, словно его и наши революции — одно. Стоявший при самом входе на Пелопоннес, имевший гавани в обоих заливах, город занимал позицию, удобную для сделок с армиями и взимания пошлин с торговли; к этому добавлялись деятельная текстильная промышленность, обслуживавшаяся мужчинами и женщинами, которых честная терминология тех дней называла рабами. Наивысший расцвет город переживал в седьмом-шестом веках, когда он боролся с Коринфом за коммерцию на перешейке; именно тогда им были высланы в качестве форпостов торговли столь далеко отстоящие друг от друга колонии, как Византий на Боспоре и Мегары Библейские на Сицилии. Богатство возрастало, но немногочисленные ловкачи сосредоточивали его в своих руках, так что народные массы — нищие рабы среди изобилия [303] CAH, III, 554.
— охотно прислушивались к людям, обещавшим лучшую жизнь. Около 630 года Феаген, решивший сделаться диктатором, хвалил бедняков и поносил богатых, привел умирающую от голода толпу на пастбища богатых скотоводов, убедил народ проголосовать за предоставление ему телохранителя, добавил к нему новых и с их помощью сверг правительство [304] Glotz, Greek City, 113.
. В течение жизни одного поколения Феаген правил Мегарами, освобождал рабов, унижал знать и покровительствовал искусствам. Около 600 года богатые в свою очередь низложили его, но третья революция восстановила демократию, которая конфисковала имущество вождей аристократии, реквизировала богатые дома, отменила долги и издала постановление, потребовавшее от толстосумов вернуть проценты, выплаченные им должниками [305] Grote, III, 264–265.
.
Читать дальше