Но не сровненными с землей развалинами Асклепиона сильней всего влечет Эпидавр исследователя. Местность эта поросла густым лесом, и мы не замечаем прекрасного театра — цели наших исканий, — пока поворот дороги не расстелит его перед нами на фоне горного склона внутри гигантского каменного конуса. В четвертом веке до нашей эры его построил Поликлет Младший, но даже сегодня он выглядит почти нетронутым временем. Когда путешественник стоит в центре орхестры , или площадки для танца — большого, вымощенного камнем круга, — и видит перед собой растущие ярусы четырнадцати тысяч сидений, спланированных так чудесно, что каждое место смотрит прямо на него, когда его взор следит за расходящимися проходами, которые стремительными прямыми линиями возносятся от сцены к деревьям горного склона, растущим над театром, когда он тихо обращается к друзьям на самых дальних, самых верхних местах, десятками метров выше, и обнаруживает, что они разбирают каждое его слово, — тогда его духовному зрению открывается Эпидавр в дни своего процветания, он видит радостные и свободные толпы, направляющиеся из святилища в город послушать Еврипида, и он ощущает — больше, чем когда-либо сможет выразить словами, — пульсирующую, пленэрную жизнь Древней Греции.
Восточнее Мегар дорога разветвляется, ведя на юг в Афины, на север — в Фивы. Дорога, поворачивающая на север, пролегает через горы и подводит путешественника к вершинам Киферона. Далеко на западе виднеется Парнас. Впереди, за меньшими вершинами, далеко внизу находится плодородная Беотийская равнина. У подножия горы лежат Платеи, где 100 000 греков разбили 300 000 персов. Чуть западнее расположены Левктры, где Эпаминонд одержал свою первую большую победу над спартанцами. Еще чуть западнее возвышается Геликон, обитель муз и «застенчивой Иппокрены» Китса — знаменитого источника, «Конского ключа», забившего, уверяют нас, когда, устремившись к небу, крылатый скакун Пегас ударил копытом о землю [323] Страбон, VIII, 6.21; IX, 2.25.
. Прямо на севере находятся Феспии, вечно ссорящиеся с Фивами; совсем неподалеку — источник, в водах которого Нарцисс созерцал свое отражение — или, как гласило другое сказание, отражение умершей сестры, которую он любил [324] Павсаний, IX, 31.
.
В небольшом городке Аскра, близ Феспий, жил и трудился поэт Гесиод, выше которого классические греки ставили только Гомера. Традиция указывает на 846 и 777 годы как на даты его рождения и смерти; некоторые современные ученые датируют его расцвет 650 годом [325] Mahafiy, Greek Literature, I, 117.
; вероятно, он жил столетием раньше [326] Enc. Brit., XI, 529.
. Родился он в эолийской Киме, что в Малой Азии; но его отец, измученный бедностью, переселился в Аскру, которая, по словам Гесиода, «тягостна зимой, непереносима летом, никогда не приятна» [327] Гесиод, «Труды и дни», 640.
, как и большинство мест, что населяют люди. Когда Гесиод — сельский работник и пастух — бродил со своими стадами по склонам Геликона, ему привиделось, что музы вдохнули в его тело душу поэта. Он стал сочинять и петь и выигрывал награды на поэтических состязаниях [328] Там же, 655.
, — как говорили некоторые, даже у самого Гомера [329] Gardiner, E. N., Athletics, 30.
.
Как всякий другой греческий юноша, он любил чудеса мифологии и сочинил [330] В это верила вся классическая древность, за исключением нескольких беотийских эрудитов второго века нашей эры, оспаривавших авторство Гесиода (Павсаний, IX, 31; cf. Mahaffy, Greek Literature, I, 125; САН, IV, 474; Grote, I, 12.).
«Теогонию», или «Родословие богов», от которой мы имеем тысячу запинающихся строке, перечисляющих династии и семьи божеств, столь же необходимых для религии, как родословные царей для истории. В первую очередь он воспел самих муз, ибо они были, так сказать, его соседками по Геликону, и в своем юношеском воображении он почти видел, как они «танцуют точеными ножками» на горном склоне и «омывают свою нежную кожу» в Иппокрене [331] Гесиод, «Теогония», 1–6.
. Затем он описал не столько сотворение, сколько порождение мира: как боги порождали богов, пока Олимп не оказался переполнен. В начале был Хаос; «а следующей широкогрудая Земля, вечно надежный престол всех бессмертных»; в греческой религии боги живут на земле или под ней и всегда рядом с людьми. За Землей возник Тартар, бог преисподней, а после него — Эрос, или Любовь, «прекраснейший из богов» [332] Там же, 120 сл.
. Хаос родил Мрак и Ночь, которая родила Эфир и День; Земля родила Горы и Небо, а Небо и Земля, совокупившись, породили Океан, или Море. Мы пишем эти имена с большой буквы, но в греческом языке Гесиода больших букв не существовало, и, насколько нам известно, он просто подразумевал, что в начале был хаос, затем земля и ее глубины, ночь, день и море и желание породить все вещи; возможно, Гесиод был философом, которого коснулись музы; олицетворяя, он вводил в поэзию абстракции; век или два спустя теми же приемами воспользуется на Сицилии Эмпедокл [333] Nilsson, 185–186.
. От такой теологии оставался только шаг до натурфилософии ионийцев.
Читать дальше