Брежнев бумажку взял, кристаллики внимательно сосчитал, да как закричит Косыгину: «Видал, Лешка? На три пьянки нам с тобой хватит». Обрадовался очень, но все равно ни одной северной территории стране восходящего солнца так и не отдал.
Переводчику же того приема выписали премию за отменный перевод и знание термина «толченый желудок медведя», но одновременно отобрали загранпаспорт. За знание государственных секретов и чтобы лишнего за бугром не сболтнул. Пришлось ему эту быль мне в Москве рассказывать.
Общественные сверхзадачи японской археологии.
У нынешнего западного человека знакомство с японскими массмедиа вызывает культурный шок. Ему, привыкшему к тому, что первополосные материалы газет и модулируемые приятными голосами телеведущих новости первой важности составлены из политических дрязг, вооруженных конфликтов, убийств и вестей с финансовых рынков, кажется предельно абсурдным, когда японские газеты на тех же первых страницах смакуют подробности находки какого-нибудь ржавого меча, которому исполнилось полторы тысячи лет, а телерепортеры сломя голову несутся к месту обнаружения треснутого горшка еще большей давности. На самом-то деле ничего удивительного с западным человеком здесь не происходит: общий модус современной западной (и условно приравниваемой к ней российской) культуры таков, что она с предельной (и довольно скучной) определенностью ориентируется на «здесь и сейчас». В связи с этим все связанное с историей, а уж тем более с историей дальней, например, археологией, становится достоянием профессионалов и немногочисленных «интересантов».
Хочу заметить, что мои рассуждения лишены публицистического накала, и я, будучи историком, вовсе не желаю (желаю, конечно, но не позволяю себе желать) вербовать себе корпоративных сторонников или что-то там хвалить-осуждать. Мною движет лишь желание разобраться в том, за что японцы так любят свое прошлое, которое, как и у всякого народа, было и у них «неоднозначным».
Всем вроде бы известно, что японцы, несмотря на провозглашенную ими же в последние годы «интернационализацию» и «глобализацию», сильно привержены традициям и традиционным ценностям. Свойственный синтоизму развитый культ предков сформировал трепетное отношение к старшим по возрасту (они скорее тебя станут предками), прошлому вообще — ведь это время предков. В связи с этим как раньше, так и теперь, профессия историка — весьма и весьма престижна, а об исторических проблемах вполне компетентно можно порассуждать не только с «яйцеголовыми», но и «человеком с улицы». И так было со времен незапамятных — японцы гордились своими предками уже хотя бы по такой «простой» причине, что эти предки вслед за мифологическими первобогами выполнили свое главное предназначение — обзавелись потомством. Поэтому-то и синтоистом может быть только японец. В этом убеждении есть и вызывающая на себя критические стрелы многих иноземцев какая-то узость взгляда на мир и на себя, но последовательность, с которой оно проводилось (и — в других формах — проводится) в жизнь не может не вызывать уважения.
У японцев господствует порядок и в уважении к старшим. После научного семинара всегда организовывается фуршет. У одного края стола стоят профессора, у другого — аспиранты. С профессорского края очень быстро исчезают банки с пивом, с аспирантского — бутерброды. Далее профессора меняют бутерброды на пиво. С исчезновением запасов все расходятся.
У нас со всех сторон такого же стола прогресс идет очень интенсивно и абсолютно равномерно. Никакой сегрегации не наблюдается — возрастные группы не формируются. И на этом этапе фуршета побеждают идеи равенства. Потом откуда-то появляются стулья. Потом профессора скидываются и посылают аспирантов за жидкой и твердой добавкой. На этом этапе и у нас торжествует иерархия.
Однако в нынешней ситуации есть и новый элемент, а именно — признание обществом первостепенной важности не только «привычной» истории, но и археологии. Широкий общественный интерес к ней стал проявляться сразу в послевоенное время, но достиг своего максимума в 60-е годы. Внешним образом он был связан с бурным промышленным развитием этого времени, сопровождавшимся не менее бурным строительством. Поскольку японский закон требует при возведении построек тщательной археологической экспертизы, то и количество обнаруженных памятников древности стало стремительно возрастать. К началу 60-х годов их насчитывалось 90 тысяч, сейчас — более 300 тысяч. Их раскопками занимаются как университеты (зарегистрировано около пяти тысяч профессиональных археологов), так и местные власти вкупе с многочисленными любителями. Общепризнанным в научном мире фактом является то, что археологическое дело в Японии поставлено на самом высоком уровне. На зависть археологам всего остального мира археологические исследования в Японии финансируются в достаточном объеме, сами раскопки и анализ находок ведутся с применением самых последних достижений научно-технической мысли и не знают сезонных перерывов. Объем выполняемых археологических разысканий впечатляет: каждый год работы ведутся на 9-10 тысячах объектов (в 1961 г. — 408), ежегодно выпускается около трех тысяч (!) монографий, посвященных непосредственным результатам археологических обследований. Количество новой информации в этой области настолько превышает операциональные возможности отдельно взятого человека, что появились специалисты не просто по археологии, не просто по какому-нибудь периоду, а по отдельным стоянкам.
Читать дальше