Александр Мещеряков - Книга японских символов. Книга японских обыкновений

Для выяснения второй причины невладения японцем иностранным языком следует обратиться к истории. Островное положение страны, своеобразие исторического процесса (практическое отсутствие внешней угрозы в древности и средневековье) привели к тому, что японцы достаточно редко контактировали с представителями других национальностей. Их общение с ними было всегда опосредованным — через книги. Немногочисленные дипломатические миссии и буддийские монахи, путешествовавшие в Корею и Китай, в качестве одной из основных задач ставили перед собой не развитие международной торговли и контактов между людьми, а приобретение книг. Будучи доставлены в Японию, эти книги тщательно переписывались и изучались. Изоляционизм Японии отчасти преодолевался вот таким вот «книжным» способом. И японцы полагали, что они вполне могут обходиться без непосредственного общения с иностранцами.

Этот путь оказался достаточно плодотворным. Уступая Корее в части непосредственных контактов с Китаем, японцы VIII века не уступали ей в знании принципов устройства китайского государства. И, надо признать, что образовательный процесс, организуемый и направляемый государством, был поставлен на достаточно высоком уровне.

Вот что писал по этому поводу Кэнко-хоси: «Если не считать лекарств, то мы вполне могли бы обойтись без китайских изделий. Так как в нашей стране широко распространены китайские сочинения, то и их мы могли бы переписывать сами. То, что множество китайских судов в свой нелегкий путь к нам грузятся одними безделицами — глупость чрезвычайная» (перевод В.Н. Горегляда).

Под «безделицами» Кэнко-хоси имел в виду товары так называемой «престижной экономики», которые не имеют значения для жизнеобеспечения страны, но рассчитаны на потребление правящей элитой. Поскольку в Японию в те времена китайцы ввозили роскошную одежду, фарфор, благовония, изделия из слоновой кости, попугаев и тому подобное, с мнением монаха трудно не согласиться.

Что касается овладения китайским письменным языком, то достаточно много японцев читали произведения китайской классики и буддийские сутры (известные в Японии исключительно по китайским переводам), сочиняли по-китайски и сами. Но при этом особого желания говорить на иностранном языке они не демонстрировали.

Точно так же обстояло дело и в то время, когда в Японию XVI века прибыли европейские миссионеры. Японцы предпочитали выучить латынь, но особой тяги к разговору на португальском, испанском или же итальянском не испытывали. Итальянец Алессандро Валиньяно отмечал необычайную тягу японцев к овладению письменным словом: «Даже несмотря на то, что латынь столь непривычна для них и хотя такие трудности таятся… ввиду несоответствия порядка слов и отсутствия терминологии… по своей натуре они настолько способны, искусны, обучаемы и прилежны, что это вызывает удивление, поскольку даже дети находятся в классе по три или четыре часа на своих местах не шелохнувшись, как если бы то были взрослые люди…»

Успехи, сделанные японцами в усвоении сначала латыни, а потом и других иностранных языков были налицо — японцы вполне свободно читали Библию и научные трактаты, но вот в разговорном языке особого прогресса замечено не было.

И вот так был сформирован стереотип отношения к иностранному языку, который жив и сейчас: знать язык — это уметь читать на нем, ибо именно чтение обеспечивает овладение важной информацией, до которой невозможно добраться иным способом. Этому принципу следует и Министерство образования и рядовой японец. И одними призывами к усовершенствованию образовательного процесса здесь не отделаешься.

Профессия толмача предполагает знакомство с самыми страшными государственными секретами.

Вот приехал японский премьер Танака в Кремль. Обо всем с Брежневым договорился, настало время для прощального приема. Дипломатическим этикетом заведено речи говорить в самом конце. А придумано так с простой целью: чтобы высокие договаривающиеся стороны себя блюли и не пришли бы к финишу с заплетающимися языками. В тот раз, однако, Леонид Ильич пребывал в таком превосходном расположении духа — северные территории в который раз не отдали! — что предложил Танаке сначала соблюсти протокол, а потом уже журналистов из Грановитой палаты выгнать и посидеть теперь уже по-человечески.

Так и сделали, сели за стол. Наливают по первой. Тут Танака из заветного карманчика какие-то кристаллики, завернутые в общенациональную газетку «Майнити», достает. Брежнев, естественно, интересуется. «Понимаешь, Леонид, это толченый желудок медведя. От всех болезней помогает, а в особенности от похмелья». — «Да ну? А я вот пивом оттягиваюсь!» — «Никакого сравнения! На, попробуй». И с этими словами протягивает Генеральному Секретарю всей КПСС свой кулечек. «А сколько съесть-то надо?» — «Да кристаллика три-четыре проглотишь — за глаза хватит».