Александр Мещеряков - Книга японских символов. Книга японских обыкновений

Утомившись отвечать на второй вопрос, я придумал себе такую «отмазку»: переводчик я. А с переводчиком — все понятно. Ну, переводит себе человек, что ему начальство скажет — что-нибудь про мирное использование атома или еще про что такое в народной жизни употребимое. Все таким пробавляемся.

Улучив минуту для откровенности, поинтересовался у американских японистов насчет общественного резонанса в оценке их общественной полезности. Ответ получил сходный: налогоплательщик озабочен тем, как бы поскорее сбросить нас со своей трудовой загорелой шеи.

А вот в Японии народ совсем другим озабочен. На публичную лекцию по древнейшей истории по тысяче человек приходит. Слушают тщательно и вопросы со смыслом задают. Случаются, правда, и исключения. Вот читаю я там лекцию — про японские же древности. И вполне остаюсь доволен связностью своего рассказа. «Есть ли вопросы?» Есть, разумеется. Там находка какого-нибудь самого паршивого курганчика на первых страницах общенациональных газет печатается!

«Я — человек рабочий» (нутро у меня холодеет — сейчас скажет: «а на фига?»). «И как человек рабочий, хочу вас прямо и откровенно спросить. Вот вы, профессора, всю японскую страну перерыли своими раскопками, каждый день в органах массовой информации светитесь. А кто эти курганы, горшки керамические и мечи непосредственно находит? Вы, что ли? Нет, не вы, а мы — простые, как мычание, землекопы. А почему это только вас в телевизоре показывают?»

Недоумение, прямо говоря, не совсем по адресу — я хоть ученый, но землю японскую лопатой тревожить не пришлось. Но тут ведущий инициативу отважно на себя взял, стал говорить, что важно не только найти, но и интерпретировать, к периоду отнести… Ну, и так далее. Срезал, в общем. Но чувство неудовлетворенности во мне все-таки осталось.

Лично я никакую профессию сомнению не подвергаю. Даже жрицы любви и налетчики в мою картину мира вписываются. Но если у вполне разумных людей возникают ко мне вопросы принципиального свойства, значит что-то не так мы (я, мои коллеги по цеху) делаем. По мне так: раз такие обидные вопросы у отдельных представителей самых разных этносов возникают, что-то мы перемудрили… Мычим только, а сказать-то и не умеем.

Пожив в Японии, знаю, что местные кошки, в отличие от людей, по-русски замечательно понимают.

Ну вот, например. Живу я себе на самой окраине Киото. Зима, но снега, конечно же, не наблюдается. Как-то не по себе, организм холода требует. Но однажды просыпаюсь, жалюзи открываю — на подоконнике лужа от излишней разницы температур, а в поле — белым-бело. Выбежал, стал воздух морозный ртом ловить. Снежок скрутил, запустил в Cereidiphyllum japonicum, багряник японский по-нашему. А по-ихнему — кацура , по которой и вся гора, на которой дом стоит, называется. Смотрю, и серенькая кошка моя знакомая аккуратненько так и несколько боязливо по снежку ступает. Очень женственно к помойке направляется. Не тут-то было — пластмассовую крышку бака так снегом придавило, что пришлось ей без завтрака остаться. Не желая вмешиваться в суверенный природный процесс, помогать ей не стал. Зато сказал ей совершенно русским языком: «Главное — терпение. Важно без обеда не остаться. Жди. Здесь тебе не Россия — солнышко снег в этой стране побеждает быстро». Послушалась, возле дома уселась, где снега поменьше. И вправду — к полдню денек разгулялся, снежная шапка на баке стаяла — вот тебе и обед поспел.

Но лингвистические способности и русских кошек тоже не хуже.

Одна моя знакомая японская бабушка несколько лет назад выдала замуж в Москву свою дочь, И здесь она от неизлечимой болезни умерла. Бабушка потому часто в Россию наведывалась — на могилу. В связи с частыми приездами обросла знакомствами.

А надо сказать, что кошатница она такая, каких мало. Но мне говорила: «Все, кошку никогда больше не возьму. Когда умру, кто ж ее пригреет? Котенка еще может быть кто-нибудь и возьмет. А взрослой кошке на улице пропадать».

Но жизнь, однако, по-другому повернула. В той квартире, где она привыкла останавливаться, появился сначала огромный пес, а потом и трехцветный котенок — рыже-бело-черный. И вроде бы не враждовали они, но только от неумеренных собачьих игр появились на кошачьей шкурке следы песьих зубов. Тут японское сердце не выдержало — договорилась бабушка с хозяевами и, пройдя всех ветеринаров и таможни, увезла русского котенка в Страну восходящего солнца.

Навещал я их там. Котенок вырос, округлился, стал кошкой по имени Суси (это рисовый колобок такой с навершием из рыбы). Живут они с бабушкой душа в душу, очень хорошо друг друга понимают. Похоже, что Суси по своей исторической родине тоски не испытывает, японский телевизор смотрите удовольствием. Включая новости. Особенно нравятся ей передачи о животных.