Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 2

При этом, на Алтайской железной дороге, между Бийском и Семипалатинском, скопилось 4 миллиона пудов мяса, оно лежало на открытом воздухе и с наступлением весны неизбежно сгнило бы.

В Москве и Петрограде запретили выпечку и продажу «сдобных булок, куличей, пирожных, баранок, сушек и «вообще всех нетаксированных хлебных продуктов». Выпечку продолжили подпольно, муку для этой выпечки стали просто разворовывать, возник черный рынок муки и расхождения в учете муки, сколько есть и сколько должно быть. В феврале 1917 года это сильно даст о себе знать.

Продовольственный кризис был вызван, прежде всего, низкими твердыми ценами на продовольственные товары и попытками наладить их централизованное распределение — вся частная система товародвижения просто рухнула, а на смену ей не явилось ничего.

Как только были объявлены низкие постоянные цены, — подвоз хлеба прекратился. Крестьяне, явившиеся с нагруженными возами, заворачивали оглобли и с ругательствами уезжали с базара. Муки и хлеба нет, нет и мяса…

Сухой закон привел к тому, что крайне рентабельным стало самогоноварение — самогонный аппарат стал самой дорогой вещью на селе.

На заседании Государственной думы выступил крестьянин К.Е. Городилов, заявив: « Низкие цены на хлеб погубили страну, убили торговлю и всё земледельческое хозяйство… Крестьян снова закрепощают. Их заставляют засевать поля и отдавать хлеб по низким дешевым ценам ». На это ответил депутат Шингарев: « Хлеб должен быть доставлен армии, населению, рабочим, работающим на оборону, и городам. Мы со своей стороны должны сказать с этой высокой трибуны: хлеб надо подвезти, его надо сдать… Госдума должна сказать всем, кто имеет хлеб: дайте его! »

Никто и ничего не дал. Начала останавливаться добыча угля на Донбассе — на Украине был хороший урожай, но крестьяне отказались сдавать хлеб. В Петрограде в ресторанах говорили: приходите со своим хлебом.

Спекулятивная вакханалия вызвала небывалый рост цен на развлечения. В Александринке кресло на премьере стоило 23 рубля — раньше этих денег стоила корова. Билет в кино — 3 рубля. Громадные деньги крутились на тотализаторе, про одного из жокеев говорили, что он заработал за 1916 год двести тысяч рублей.

Росла преступность. Напали на адмирала Григоровича, пытались ограбить — он отбился, потому что был револьвер. Попытка властей отправить на фронт каторжников в обмен на амнистию привела к тому, что каторжники до фронта не доезжали, оставались в тыловых городах. И принимались за дело.

Сильные морозы в Петрограде, доходившие до 30–35 град., показали во всей неприглядности беспомощность столицы с ее шестиэтажными громадами, в которых тепло едва достигало 8–9 град. Особенно жалким было положение жильцов в домах с паровым и газовым отоплением… трубы не обогревались и вода замерзала.

На этом невеселом фоне шокирует знаете что? То что никто, ни один человек — не понимает истинной проблемы и не делает правильных выводов из ситуации. Продовольственный, энергетический, иные кризисы — были следствием грубых и неуклюжих попыток государства заместить собой механизмы уже сложившейся рыночной экономики. В ответ на попытки лишить их прибыли, торговцы отвечали саботажем и черным рынком. Общество извергало из себя все новых и новых коррупционеров — практически каждый, кто получал хоть толику власти, моментально пытался свою власть монетизировать. Социальное противостояние между городом и деревней грозило перерасти в открытую войну как в итоге и случилось.

И никто, ни один депутат, ни один журналист, ни один промышленник — не задался одним простым вопросом: а почему государство и общество лишает каждого конкретного индивида права свободно распоряжаться своей собственностью и продавать ее по свободным ценам? Да, согласен, идет война. Но чем заменяется рынок? Он заменяется нераспорядительностью бюрократа и злонамеренностью коррупционера. Совершенно очевидно, что общество тяжело больно и не может выставить людей, имеющих твердые моральные убеждения — наоборот, вперед встают люди, не имеющие совести, готовые хапать и хапать. Не будет ли частная инициатива меньшим из зол?

Этого не сказал никто, ни правый, ни левый. Ни депутат, ни миллионер. Наоборот, все были СВЯТО уверены в праве государства и общества вмешиваться в частную жизнь и частную деятельность и требовали все более всеобъемлющего и глубокого вмешательства и контроля.