Афанасьев Александр Афанасьев Александр: Время героев ч3 нов. вариант

— Алла-а-а-ху Акбар Алла-а-а-а-а… Алла-а-а-ху Акбар Алла-а-а-а-а… Ашхаду-у-у-у ан ля иллаха илля Лла-а-а-а-а-а…

Тягучий напев намаза разносился над Тегераном, свидетельствуя о начале нового дня и призывая правоверных совершить намаз аль-Фаджр. Первый из пяти намазов, совершаемый правоверным за день, он совершается тогда, когда еще не встало солнце. И кто-то обращается лицом к Мекке и молит Всевышнего о прощении, и ниспослании мира на эту истерзанную войной землю — и кто-то горячо призывает все кары на головы неверных и молит Аллаха о шахадате и о смерти русистам. Аллах им судья — и больше никто…

О вы, которые уверовали! Бойтесь Аллаха, пусть каждая душа посмотрит, что уготовала она себе на завтра (День Господнего Суда). Бойтесь Аллаха, истинно, Он ведает обо всем, что вы творите![1] Коран, 59:18

В одном из лагерей беженцев, на юге Тегерана, в нескольких километрах от города в санационной зоне — правоверные точно так же совершили намаз, моля Аллаха кто о чем. Потом — кто начал подновлять выданные им морские контейнеры, пытаясь превратить их в более-менее приличное жилье, кто пошел к дороге, чтобы попытаться поймать машину до Тегерана, где можно устроиться на работу, кто пошел к северным воротам — у этих работа была, они ждали грузовики Корпуса реконструкции, которые отвезут их по рабочим местам, а женщины, в основном, заторопились к воротам восточным. Сегодня был день раздачи гуманитарной помощи, и нужно было быстрее занять очередь.

Получив из рук солдата две тяжелые, ноздреватые буханки хлеба и пятикилограммовый мешок муки — нестарая еще, но уже согнутая страхом и лишениями женщина в чадре пробормотала «мерси», [2] На фарси спасибо — мерси, как на французском. торопливо шагнула в сторону, освобождая место следующей в очереди. Две буханки хлеба, настоящего, русского, который пекут на настоящей хлебопекарне ничего туда не подмешивая, каждая почти по килограмму веса, и пять килограммов муки — в два с половиной раза больше, чем давали в прошлый раз — давали возможность уже не голодать. Конечно, их жизнь не сравнится с тем, что была до войны — но русские продолжают заботиться о них, и может быть — Аллах вразумит Берканта и он устроится на работу. Господин урядник из казачьей бригады уже говорил, что лентяев он не потерпит, скоро будут набирать бригаду для восстановления дорог и все мужчины, которые не начнут работать — будут отправлены на восток, к самой границе, где стреляют. О, Аллах, только бы ты вразумил Берканта и вселил в его голову мысли о мире! Ведь их соседи — они уже вселились в новый дом, пусть не такой большой и хороший как раньше, пусть за него еще долго платить — но дом! А все потому, что они работали…

У их контейнера — под номером триста пятьдесят шесть — на высоком шесте висел флаг с зеленой тряпкой — знак того, что кто-то из этой семьи стал шахидом на пути Аллаха. Навстречу Гулистан — так звали женщину, тащившую мешок и две буханки хлеба, выскочил невысокий, чертноглазый бача лет десяти, схватил хлеб.

— Давай, помогу.

— Да, Джавад, помоги…

Джавад — был единственной отрадой Гулистан. Смышленый, живой, он единственный из всей семьи ходил в самых настоящих ботинках. Ботинки ему тоже достались от русских — Джавад ходил в школу, потому что это было обязательно, иначе выселяли из лагеря и идите куда хотите. Когда он пришел в школу на урок — аль-муалем [3] учитель нахмурился и спросил, почему он бос. Босым Джавад был только один урок — на перемене они сходили в комнату, где лежали собранные благотворительными организациями вещи и подобрали ботинки, по русским меркам уже немодные, а по персидским — настоящее богатство. Аль-муалем бывал и у них дома, говорил, что Джавад очень смышленый и обязательно должен ходить в школу, а потом — у него есть все шансы поступить в университет и стать уважаемым человеком. Храни аль-муалема Аллах за его доброту, даже если он и русский…