Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

По-видимому, она обратила на себя внимание, по крайней мере, многие члены Совета после этого поздравляли меня и говорили, что она была самой сильной из всех речей, сказанных по данному поводу. Как бы там ни было, но общее настроение сложилось исключительно благоприятное для инициаторов запроса. Можно было ожидать, что Государственный совет квалифицированным большинством двух третей признал объяснения председателя Совета министров неудовлетворительными.

Этого, однако, осторожные люди как раз не желали допустить, так как не были уверены, что из представления дела на высочайшее благовоззрение может выйти. А вдруг государь возьмет да и согласится с точкой зрения П. А. Столыпина. Тогда неизбежно возникнет явный конфликт между Государственным советом и верховной властью, конфликт, из которого кто-то, но уже никак не Государственный совет, может выйти победителем. Следовательно, надо было принять решительные меры, дабы голосование не дало столь чреватого неучтимыми последствиями результата. Для этого надо было откомандировать из числа сторонников запроса столько лиц для подачи голоса за Столыпина, чтобы, с одной стороны, все же сохранилось внушительное большинство в пользу признания ответа его неудовлетворительным, но чтобы вместе с тем не хватило нескольких голосов до большинства двух третей.

Задание это действительно было блестяще выполнено. Подсчет записок, поданных за и против признания объяснений министра неудовлетворительными, дал именно тот результат, которого организаторы указанной махинации добивались: недоставало нескольких голосов до квалифицированного большинства. О том, что это не было случайностью, а явилось именно в результате тонко продуманного и ловко проведенного в условиях тайного голосования маневра, мне в частном разговоре с торжеством сообщил впоследствии П. М. ф[он] Кауфман-Туркестанский. Он вменял проведение этой хитроумной комбинации, подсказанной, в сущности, чувством страха, в особую заслугу группы центра. Роль левой группы, сказал он мне, была весьма простая: она исчерпывалась подачей голосов против признания разъяснений премьер-министра удовлетворительными. А вот центр должен был учитывать возможные последствия слишком полной победы, проявить государственную мудрость и предотвратить подобную слишком громкую победу, что он и сделал.

Но как бы там ни было, как ни причудливо переплетались в данном случае личные и принципиальные мотивы, определившие образ действий большинства членов Государственного совета, как ни стимулировало, в частности членов по назначению сознание того, что они, выступая против премьера, действуют с благословения своего непосредственного высокого начальства в лице председателя Государственного совета, — все же результат, достигнутый в данном случае, объективно имел далеко не маловажное политическое значение. Впервые Государственный совет стал в открытую оппозицию к правительству, впервые он в этом смысле дерзнул проявить известную, хотя и весьма относительную, долю самостоятельности. Это само по себе открывало известные перспективы на будущее время. Остальное зависело от дальнейшего объективного хода вещей, которого никто предугадать не мог.

В заключение не могу не рассказать еще об одном, уже чисто личном инциденте, вызванном моим выступлением, — инциденте, весьма характерном для психологии известных кругов. Я упомянул о том, что в своей речи я, между прочим, указал на принципиальную недопустимость принудительного увольнения в отпуск членов по назначению из-за политических разногласий, обнаружившихся между их взглядами и правительственным курсом. Никаких фамилий не было при этом названо, так как я исключительно имел в виду принципиальную сторону дела. На другое утро ко мне позвонил по телефону П. Н. Дурново и стал благодарить меня за то, что я накануне в своей речи заступился за него! Очевидно, он воспринял мое заявление по этому поводу как чисто личное заступничество за него, и с этой точки зрения был поражен тем, что политический противник вообще может не только не порадоваться по случаю устранения врага, но даже открыто осуждать таковое. Я по чистой совести ответил, что ему не за что благодарить меня. Про себя же я подумал, в какую пикантную ситуацию я попал: мало того, что я удостоился в кредите личной оценки моей роли в данном вопросе со стороны председателя Государственного совета, я, сверх того, заработал еще и благодарность со стороны председателя группы правых: заступился за бедного.