Бывали и другие, еще более разительные случаи, когда гр[аф] Витте не выдерживал характера и, отдаваясь душащим его чувствам раздражения и гнева, совершал действия, явно шедшие вразрез с общей линией его поведения и бесконечно вредившие ему в глазах тех, расположения коих он добивался. Я имею в виду неоднократные прозрачные выпады его по адресу царствовавшего императора, вперемешку с подчеркнутым восхвалением памяти его отца, покойного государя Александра III. Делались такие выпады не только в частных разговорах, но и в речах, которые граф произносил в высоты трибуны Государственного совета. Нечего говорить, насколько это вредило ему при дворе.
Вместе с тем, как мне достоверно известно, гр[аф] Витте находил возможным выпрашивать у того же государя весьма крупные суммы на покрытие своих долгов.
Все это доставляло лишнюю радость многочисленным врагам графа и одновременно не могло не отталкивать от него и тех, кто без всякой предвзятости отдавали в полной мере должное его выдающимся государственным талантам и его крупнейшим достижениям в прошлом. Он сам, собственными руками, создал вокруг себя Торричеллиеву пустоту [240], в которой он, в конце концов, задохнулся.
Совсем иным было положение А. Ф. Кони. Его издавна окружал ореол прогрессивного, высоко принципиального и бесстрашного общественного деятеля. Этот ореол с годами все крепнул и превратился в своего рода догмат. Мне кажется такая оценка его личности несколько преувеличенной.
А. Ф. Кони был на редкость богато одаренный человек, выдающийся судебный деятель, превосходный оратор, замечательный стилист, первоклассный essay’ист [241], бытописатель и мемуарист. Вместе с тем он был, бесспорно, человек прогрессивного направления на основе широкого, гуманного миропонимания. Но едва ли можно считать отличительными чертами его духовного склада стойкость характера и бесстрашие в выявлении определенного политического миросозерцания. По крайней мере, он в Государственном совете ни того, ни другого качества не обнаружил.
Начать с того, что А. Ф. Кони с самого начала и до самого конца числился в списке беспартийных членов Государственного совета, в качестве такового принимал деятельное участие в образовании особой группы беспартийных и вступил в нее.
Беспартийность в политической жизни сама по себе может иметь двоякий смысл. Она может покоиться на чисто психологической основе, свидетельствовать о неумении или о нежелании человека подчиняться какой-нибудь определенной партийной или фракционной дисциплине, всегда связывающей в тех или иных границах свободу действий. Такая беспартийность отнюдь не исключает ни определенного политического миросозерцания, ни столь же определенного выявления его. Беспартийным в этом смысле был в Государственном совете М. А. Стахович, который вместе с тем представлял собой совершенно определенную политическую фигуру, не скрывал своих политических взглядов ни перед кем, и, между прочим, оставаясь беспартийным, открыто примыкал к нашей группе.
Наряду с этим бывает и другого рода беспартийность: она свидетельствует в одних случаях об отсутствии у лица вообще какого-либо определенного политического миросозерцания, а в других случаях, — это чаще всего, — о нежелании открыто обнаруживать собственные политические взгляды вовне и делать из них определенные конкретные выводы, обязывающие лицо держаться определенного поведения в тех или иных принципиальных вопросах.
Таким именно характером абсолютной политической бесформенности отличалась т[ак] наз[ываемая] группа беспартийных в Государственном совете, которая являлась чисто внешним объединением членов этой группы без всякой внутренней спайки их. В нее входили самые разношерстные в политическом смысле элементы. Объединяло их только одно — желание не выявлять или, во всяком случае, не подчеркивать никакой определенной политической позиции — ни правой, ни средней, ни левой.
Такая нейтральная позиция практически несомненно представляла свои удобства. Ее по человечески вполне можно было понять, в особенности, если учесть те своеобразные условия, в которые были поставлены члены Государственного совета по назначению. Это было своего рода политическое мимикри. Но, во всяком случае, подобная позиция менее всего способна была свидетельствовать о политической стойкости и политическом бесстрастии тех, кто занимал ее.
По своим политическим симпатиям А. Ф. Кони, несомненно, ближе всего примыкал к нашей группе, в числе «тайнобрачных» которой он также состоял. В частных разговорах он любил подчеркивать эту свою близость к нам. В случаях, когда происходило тайное голосование, он обычно (а не только по отдельным частным случаям, как гр. Витте) голосовал вместе с нами. Но там, где тайное грозило стать явным, он старался соблюдать должную меру осторожности. Это сказалось весьма характерным образом во время празднования одного из многочисленных его юбилеев.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу