Петр Люкимсон - Царь Ирод

Рассказ о Соэме стал для Ирода однозначным доказательством того, что Мариамна изменила ему с итурейцем — иначе, по логике Ирода, тот никогда не выболтал бы этой тайны. Поэтому Соэм был немедленно казнен. Но больше всего, в самое сердце, Ирода поразили слова евнуха об огне ненависти, который пылает в душе Мариамны. Он-то все это время пытался уверить себя, что речь идет об обычном женском притворстве и жеманстве!

Однако, как и Гиркана, Ирод не мог предать Мариамну смерти без суда. При этом он прекрасно понимал, что если суд будет основываться на еврейском праве, то судьи, какими бы покорными они ни были, оправдают царицу, так как еврейский закон требует не менее двух свидетельских показаний, подтверждающих, что обвиняемая в прелюбодеянии женщина в течение достаточно долгого времени находилась в некоем помещении наедине с мужчиной при запертых дверях.

Поэтому Ирод потребовал, чтобы дело Мариамны рассматривалось на основе римского права, а сам суд был приравнен к римскому «семейному совету». В качестве прокурора (и «отца семейства») в суде выступал сам Ирод.

Правила игры требовали, чтобы судебное разбирательство выглядело справедливым и бесстрастным, однако на этот раз Ироду изменила выдержка. Не особенно затрудняя себя приведением доказательств (которых, по сути дела, и не было), он требовал для жены смертной казни. Судьи, разумеется, поспешили повиноваться, но в итоге решили не спешить с приведением приговора в исполнение, а пока отправить Мариамну в тюрьму.

Возможно, они опасались, что в случае немедленной казни любимой жены Ирод вскоре пожалеет о своем поспешном решении и тогда вся тяжесть его гнева обрушится на них. При этом они наверняка помнили рассказ «Книги Эсфири» о том, как персидский царь Ахашверош (Артаксеркс) сначала приказал казнить свою любимую жену Вашти, а затем горько сожалел об этом.

Так Мариамна получила отсрочку. Но ненадолго: Саломея тут же поспешила укрепить брата в его «справедливом решении», вновь и вновь напоминая о «преступлениях подлой изменницы», которые в устах прирожденной интриганки обрастали все новыми и новыми подробностями. С помощью этого нехитрого приема она однажды довела Ирода до очередной вспышки гнева, и тот отдал приказ о немедленной казни Мариамны.

Та выслушала приговор с ледяным спокойствием и шла на казнь с поразившим всех поистине царским достоинством.

Но в тот самый момент, когда Мариамну уже подводили к эшафоту, с криком: «Я же тебе говорила!» — из толпы выбежала Александра и вцепилась дочери в волосы. Уже после того как стражники оторвали мать от дочери, Александра продолжала изрыгать проклятия в адрес Мариамны.

— Я тут ни при чем! Ни при чем! — вопила Александра. — Это все она! Поделом ей! Так следует поступать с женщиной, дерзившей мужу, который ее так любил!..

У многих из присутствующих эта сцена вызвала отвращение — они видели во всем происходящем лишь очередное проявление ханжества пожилой тещи царя. Но были и те, кто понял, что Александра от страха находится на грани помешательства. Она осознала, что вот-вот подойдет и ее очередь, и теперь пыталась убедить Ирода, что если Мариамна и в самом деле пыталась его отравить, то это было без всякого ее ведома, и вдобавок она пыталась убедить дочь изменить отношение к мужу.

Но Мариамна продолжала молча, с гордой усмешкой идти к эшафоту, не обращая внимания ни на перешептывание толпы, ни на истерические вопли матери. Наконец она взошла на помост и палач накинул ей на шею удавку…

«Таким образом умерла Мариамна, этот высочайший идеал женской целомудренности и великодушия. Впрочем, ей недоставало сдержанности, и в характере ее в слишком сильной степени замечалась некоторая неуживчивость. Красотой своей и умением с достоинством держать себя она превосходила всех своих современниц; это и явилось главной причиной того, что она недостаточно любезно встречала царя и относилась к нему с недостаточной предупредительностью; пользуясь всегда любовью со стороны царя и не имея повода предполагать с его стороны какой-либо неприятности, она позволяла себе с ним слишком много. А так как ее угнетала судьба, постигшая близких ей людей и она нисколько не стеснялась высказывать ему это прямо, то она в конце концов навлекла на себя вражду матери и сестры царя и даже самого Ирода; относительно последнего между тем она всегда была уверена, что он оградит ее от всяких неприятностей» (ИД. Кн. 15. Гл. 7:6. С. 118).