Дмитрий Жуков - Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

Русская эмиграции в Польше была не так многочисленна. Мы обращались за помощью русских во Франции — но, увы, эта помощь шла только самотеком. РОВС и его руководство этой помощи нам не дали. Русские националисты приходили сами, без одобрения их организаций.

Самую большую помощь оказали русские люди из Советского Союза. Это факт большого значения.

Я не хочу вспоминать всю историю того, что теперь называется Суворовское Движение — она была бы далеко не полная. Я здесь хочу припомнить несколько исторических фактов, связанных с нашим сидением уже в княжестве Лихтенштейн.

Весной 1945 года старшему командному составу 1-й Национальной Русской Армии было известно и давно понятно, что красная волна должна залить Германию. У немцев еще были иллюзии, что Запад немедленно перейдет на борьбу против Сталина. У нас их не было. Поэтому-то в конце апреля 1945 года штаб и один из полков, формирующейся 1-й Национальной Русской Армии, подошел к границе Лихтенштейна — глубокая разведка была произведена заранее.

В Лихтенштейн должны были перейти с нами и те, кто был предназначен войти в состав 1-й Русской Национальной Армии, то есть 3-я дивизия РОА под командованием генерала Шаповалова, которую по дороге завернул и направил в сторону Праги генерал Власов. Русский Корпус, который тоже должен был войти к нам, был в это время далеко около Вены и история смерти генерала Штейфона еще до сих пор не ясна.

В ночь со 2 на 3 мая 1945 года мы перешли границу Лихтенштейна (Швейцария). Перешли с огнем, то есть прорвались. Сдали оружие, и стали под защиту международных законов. Свободолюбивая Швейцария нас приютила.

Через несколько дней нас разместили в селениях Руггель, Маурен и Шеленберг. Офицеры и часть унтер-офицеров разместились в театральном зале школы села Руггель. Солдатский состав — в наскоро построенных бараках.

7–8 мая произошла полная капитуляция Германской Армии. С этого момента и начинаются наши трудности.

Нам не приходится разбираться, на чьей стороне стоял во время войны Швейцарский Союз и княжество Лихтенштейн, где наиболее остро, веками, развито чувство свободы. В данном случае не приходится разбираться, мне — антикоммунисту.

Начиная с июня месяца мы — объект посещения разных разведок Запада. Первые приехали американцы, в довольно открытой форме — военных корреспондентов. За ними в гораздо более закамуфлированной — англичане. Потом французы; были тоже какие-то бельгийцы и др. Наконец, появились под видом каких-то экономистов-промышленников — советские представители. Это как бы и послужило моментом для обнаружения еще одной части, Армии, боровшейся против Советов, отмечаю опять — тогда союзников Запада.

Наш начальник штаба Армии полковник Ряснянский, не нашел нужным ничего лучше, как выболтать этой комиссии все о 1-й Русской Национальной Армии, а между прочим его мы тянули за полу мундира, перебивали, задавали шумно вопросы этой комиссии — нет, ничего не помогло; это была просто глупость. И так «комиссия» хорошо зафиксировала еще один бывший очаг борьбы против Советского Союза и через месяц прибыла в Швейцарию настоящая репатриационная комиссия советского генерала Вихорева, вылавливавшая «преступников» против Советского Союза и Запада. Говорю довольно огульно Запада — было непонимание и, конечно, злая воля. Вспомним хотя бы Нюрнбергский процесс!!!

Не будем говорить подробно дальше о колебаниях лихтенштейнского правительства, конечно — во время войны — широко работавшего на Германию. Дальнейшая борьба за наши, то есть жизнь солдат и офицеров — это все хорошо помню, запротоколирована, развивалась следующим образом.

В один прекрасный день лихтенштейнское правительство устроило у нас обыск — нет ли оружия. Оружия не нашли. Надо сказать, что его, вероятно, и не было, но мы рассчитывали всегда на оружие охранявшей нас полиции, то есть попросту знали, что это оружие у них будет силой нами отобрано.

На следующий утро я был с докладом у генерала Хольмстон-Смысловского, возвратясь я застал такое положение, что наша казарма-школа, театр, где мы помещались, окружены лихтенштейнской полицией. Я здесь единственный старший начальник. Генерал Хольмстон-Смысловский живет отдельно интернированный в 2 километрах от частей. Полковник Ряснянский, наш бывший начальник штаба, отставлен от дел и, конечно, ничем не руководит. Утром я получил совершенно ясное приказание от генерала Хольмстон-Смысловского: «Возможно попытка выдачи наших людей — этому сопротивляться». Мне это было совершенно понятно, иначе я и не мог думать.