Дмитрий Жуков - Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

Такое отношение полковника Ряснянского нас не удивило, так как все хорошо знали его взгляды на новую эмиграцию, которую он считал просто скотом, большевиками и т. п. У нас же как раз весь солдатский и 80 процентов офицерского состава был из подъяремной России. При Командующем, конечно, полковник Ряснянский не смел даже подавать вид о своих истинных взглядах по этому вопросу.

«Попечительство» полковника Ряснянского в лагере выразилось еще следующим возмутительным фактом. При переходе через германский город Ингольштадт наши солдаты, с разрешения коменданта станции, взяли из горящего эшелона Красного Креста (предназначенного для военнопленных американцев) необходимое им белье и кожу на сапоги. На своих спинах все это донесли они до Лихтенштейна. Здесь по приказу полковника Ряснянского все это было отобрано и сдано ему. После этого все сапожные и портняжные мастерские долгое время работали на полковника Ряснянского и его приближенных, изготовляя сапоги, дамские туфли и кожаные пальто.

Но самые главные «дела» начали происходить позже, когда стали появляться советские репатриационные комиссии. Здесь полковник Ряснянский «отличился» полностью. Во-первых, было им приказано, разговаривая с советскими офицерами, стоять на «смирно» и отвечать правдиво на все их вопросы. Кроме того, им было сообщено советской комиссии, кто какой эмиграции и все, что он знал о ком-нибудь из «новой». Сразу же указал также на настоящую фамилию Командующего армии.

Больше того, с появлением советчиков, люди стали нервничать. Этим воспользовался ксендз Фромельт, предлагая переходить во французскую зону оккупации Австрии, обещая, что там им ничего не грозит. Многие решили этим воспользоваться. Таким образом было переброшено несколько групп. Некоторые из этих групп сопровождались до границы полковником Ряснянским и ксендзом Фромельтом. Полковник Ряснянский знал, что там в действительности наших людей ожидает издевательство, концлагеря и выдачи. Он знал, что на границе жена одного из унтер-офицеров была изнасилована марокканскими солдатами на глазах мужа и, когда муж бросился на защиту ее, то его тут же запороли штыком. Слухи эти проникли в лагерь от лихтенштейнского населения и, конечно, переход во французскую зону прекратился.

Когда Командующий узнал о «деятельности» полковника Ряснянского, то много стоило ему трудов (из-за ксендза Фромельта) сместить полковника Ряснянского с должности коменданта лагеря.

Мне это все очень неприятно писать, но, к сожалению, это одна из печальных страниц истории нашего «сидения» в Лихтенштейне.

Я здесь говорю только о вещах, касающихся лагерной жизни, но в штабе нашего Движения имеются и другие тяжелые доводы против деятельности полковника Ряснянского, которых я не касаюсь.

Все это подтверждается не только официальными рапортами и донесениями, но также все это может быть подтверждено многими свидетелями, бывшими интернированными, не только находящимися здесь, в Аргентине, но и разбросанными по всему миру.

И так с горем пополам текла наша лагерная жизнь. Вскоре большинство интернированных разошлось на полевые работы к крестьянам. Пора была летняя, рабочих рук не хватало. Мне тоже Командующий приказал выйти из лагеря, чтобы таким образом установить связь, вне лагеря, с нужными ему людьми в Швейцарии.

Устроился я у милейшего доктора Б. [940] Личность не установлена. в Шаане, в качестве садовника. Работа у меня была не трудная, но пожить мне, в относительном спокойствии, удалось не долго.

В Лихтенштейн, на продолжительное время, прибыла советская репатриационная комиссия. Начались нажимы, угрозы, обвинения в военных преступлениях и т. п. Предстала угроза выдачи.

Командующий, генерал Хольмстон-Смысловский, все время жил отдельно от общего лагеря. К нему почти никого не пропускали. Начались нажимы и на него. Сначала требовали выдачи французы. Потом делали всякие предложения советчики, обещая высокий пост в советской армии и т. д. Когда это не помогло — пытались сделать военным преступником.

И, наконец, просто потребовали выдачи.

О предстоящей попытке выдачи мы узнали утром того дня, когда она должна была быть. Но о возможности таковой предполагали заранее. Поэтому были подготовлены некоторые меры.

У доктора, где я жил, были приготовлены две винтовки и два револьвера. Еще раньше нам перебросили из Швейцарии, в село, где жил полковник Соболев, два револьвера. Я их на велосипеде поставил Командующему.