Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии - от кайзера до Гитлера

Мировая война временно сгладила разногласия патриотов. Встретив Морраса на улице 12 августа 1914 г., Баррес удовлетворенно записал: «О партиях не говорили, только о Франции» (МСВ, 737). С 5 августа 1914 г. на протяжении пяти лет он ежедневно публиковал в «Echo de Paris» статьи, составившие 14 томов «Хроники Великой войны». Военные усилия Барреса и его деятельность в послевоенные годы заслуживают особого рассказа. 18 ноября 1918 г. писатель присутствовал при вступлении французской армии в Нанси, два дня спустя – в Мец, откуда отправился в Страсбург. Мечта всей жизни сбылась.

Новый взрыв обвинений в богохульстве со стороны католиков-догматиков вызвал «экзотический» роман Барреса «Сад на берегу Оронта» (1921). Массис вступился за автора, но в эссе «Морис Баррес, или Поколение относительного» в сборнике «Суждения» (1923), вышедшем в год смерти героя, подверг тотальной критике его философию.

Массис признал, что, помимо художественных заслуг, Баррес «возродил патриотизм среди интеллектуалов», «определил французский национализм, дав ему имя» и «придал эпохе стремление к величию». Однако будучи представителем молодежи, которая «верит в ум» и «жаждет истинного и абсолютного», автор осудил бывшего учителя – а вместе с ним большинство старшего поколения, выросшего в царстве «философии поражения» и «бегства от реальности», – за пессимизм, релятивизм, детерминизм и антиинтеллектуализм, несовместимые с «традиционной французской и католической идеей» (HMJ, 176–177, 185–186, 183). Автор был искренен и в благодарности Барресу, и в признании того, что «для нас час безусловного восхищения [им] прошел» (HMJ, 176), а его идеи стали историей и утратили влияние. Подразумевалось – в отличие от идей Морраса, знающего «как надо».

Фамилии обоих часто соседствуют на страницах «Анкеты об учителях молодой литературы» [105] Pierre Varillon, Henri Rambaud. Enquête sur les maîtres de la jeune littérature. Paris, 1923. , которую в 1922 г. провели и годом позже выпустили книгой молодые критики Пьер Варийон и Анри Рамбо. Первый принадлежал к «Action française», второй сочувствовал ему, что, возможно, отразилось на отборе респондентов из числа писателей, получивших известность после войны (ответили не все), и на выводах. «Учителями» среди современников Морраса и Барреса (третье место занял Бурже, четвертое Франс) назвали, с разными мотивировками и оттенками восхищения, Пьер Бенуа, Пьер Дриё Ла Рошель и Анри де Монтерлан – если брать известных (из 50 фамилий ответивших половину я впервые узнал из «Анкеты»). «Для меня их влияния идут парой, поддерживая и дополняя друг друга», – отметил Жан Лоньон. Баррес получил больше похвал как художник, романист и романтик; Моррас – как интеллектуал и диалектик, идеолог порядка и образец верности своим взглядам (его стихи вызвали восторг только у забытых ныне поэтов). «Есть много глупостей, которые я мог сказать, но не сказал, потому что Моррас существует. Целая армия молодых людей может применить к себе эти слова. У Морраса я не читал ни единой глупости», – эту экстравагантную похвалу Монтерлана через много лет напомнил Массис (HML, 91).

В «Суждениях» Массис не упомянул «Анкету», но обе книги отразили то, что витало в воздухе. «Они принимают и отвергают идеи то с насмешкой, то с энтузиазмом, – заметил Баррес по адресу молодых и пылких интеллектуалов. – Я же опираюсь на опыт всей жизни и вижу противоречие, когда меня упрекают в бездействии. Я верен нескольким фундаментальным идеям, и это не игрушка» (МСВ, 992). «Чувствую себя матросом, – писал он Массису 15 октября 1922 г., – которого товарищи высадили на скале посреди океана, оставив в утешение парочку бутылок, и который наблюдает, как корабль удаляется».

«Но я верю, – добавил Баррес в том же письме, – что после вас еще могут появиться юноши двадцати лет, с которыми мои книги вступят в диалог» (MBN, 172–173). Когда в 1962 г. отмечалось его столетие, последнюю фразу цитировали едва ли не чаще других. А в качестве такой книги едва ли не чаще других называли посмертно опубликованные «Тетради», открывшие искреннюю и глубокую, «внутреннюю» католическую веру Барреса.

Морис Баррес скоропостижно умер от сердечного приступа вечером 4 декабря 1923 г. в возрасте 61 года.

«Я узнал скорбную новость, когда входил в Палату, – вспоминал его политический противник Эдуар Эррио. – Накануне, пожимая мне руку, он обратился ко мне с несколькими любезными словами, смягчая юной и веселой улыбкой несколько мрачные интонации своего голоса. <���…> Мне невольно бросилось в глаза, как постарело его лицо, как увеличились круги под глазами и утончились черты – внезапное впечатление заставило меня задуматься. Утончились, увы! В прямом и точном смысле это означало: первое бледное прикосновение смерти. <���…> Я разошелся с ним, но восхищался неукротимой диалектикой и бурлением мысли даже в его политических статьях. <���…> Политика разделяла нас во всем; мы представляли с ним два полюса общественного мнения; мы нередко сталкивались; но, несмотря на всё, я питал к нему глубокую привязанность» (ЭЭП, 170).